Добавить в моё избранное
46 мин, 49 сек 12039
Незнакомка в очках и черной бейсбольной кепке готова слушать каждое слово, и Эрика не может разочаровать женщину в ее желаниях. Она послушно рассказывает о стране вечных осенних грез, в ней все желания имеют цену, но не каждый готов заплатить ее за минутку счастья, сотканного из невесомых паучьих нитей, дрожащих на холодном ветру, в те редкие минутки, когда солнце выглядывает из-за туч, чтобы попрощаться вновь. Эрика рассказывает про шум ветвей за окнами, про слезы ангелов в небесах, про серые сумерки пустых комнат, в которых отсыревшая штукатурка и сгнившие половицы. Она спешит, выплевывая слова, что собираются в бессвязные предложения, в каждом из которых есть толика смысла, просто понять ее дано не каждому. Она рассказывает что Дом Дождя не такой как все.
Дом Дождя не такой как все. Он постоянно меняется, иногда Эрике кажется, что он живой и одновременно мертвый — словно взбесившееся существо, барахтающееся на границе яви и сна, и пытающееся прорвать тонкую грань между мирами. Дом может быть вполне себе приличным зданием, с заколоченными окнами или напоминать жуткие развалины, из которых нет выхода, может стать особняком в викторианском стиле, с теплицей и парком, с мощеной кирпичом дорожкой, ведущей к огромным кованым воротам, за которыми видна улица с проносящимися по асфальту автомобилями, но хуже всего, когда он принимает вид заброшенного госпиталя — Эрика следует бесконечными коридорами уходящими в темноту, всматриваясь в таинственный сумрак комнат, что за полуоткрытыми дверями. Пол госпиталя исчерчен цветными линиями, по которым можно попасть в нужное отделение, линии причудливо пересекаются, и расходятся в стороны, начиная свой путь в широком вестибюле с лестницами и навеки остановившимся лифтом. Эрика боится линий — ей кажется, что каждая из них, ведет к чему-то нехорошему, особенно это касается темно-красной линии, что будто нарисована кровью. В помещениях госпиталя царит бардак, все перевернуто вверх ногами, грязный пол завален разной рухлядью, тут и там взгляд выхватывает следы запустения и разрухи.
Госпиталь наполнен шорохами, Эрика слышит далекие крики, словно кому-то очень больно. Это место, в котором случаются нехорошие вещи, и голоса детей проникают сквозь пыльную темноту коридоров, чтобы легкими невесомыми касаниями тревожить возбужденный разум Эрики. Она пребывает в отчаянии, перебирает руками, бредя в темноте — некоторые участки коридора полностью погружены во тьму, и даже призрачный свет из-за приоткрытых дверей здесь непозволительная роскошь.
Громкое отчетливое рычание заставляет замереть. Она останавливается как вкопанная, наступив на кучу тряпья, из-под которой чувствуется движение. Впереди полоска света, если Эрика сумеет добраться туда, можно будет хоть немного сориентироваться, здесь же в темноте, она скорее чувствует чем видит опасность, исходящую из этого места. Она делает шаг, маленький, невесомый, стараясь переступить кучу так, чтобы не задеть опасный участок. Это удается с трудом — она чуть не теряет равновесие, и только в последний миг, успевает ухватиться за никелированную подставку для медицинских пакетов. Холод металла на миг приводит в чувство, и Эрика, решившись начинает движение, все больше удаляясь от источника звука. Кричащие в темноте на миг умолкают, и тишина обрушивается на мрачные стены. Эрика слышит свое дыхание, и шаги — она старается двигаться как можно тише, но получается совсем не так, как хотелось бы. Каждое движение отзывается множеством звуков, что разлетаются по коридору огромными встревоженными птицами. Низкий и глубокий рык, раздается где-то сзади, и Эрика, холодея, понимает что животное, издающее этот страшный звук не собирается вот так просто оставаться на месте.
— Оно приближается, Эрика! — странный голос в голове, отзывается чем-то забытым, Эрика слушает его словно находясь в полуденной дреме после жаркого и утомительного дня. — Сейчас оно поймает тебя, если ты и будешь вот так стоять как дурочка.
Эрике некогда погружаться в воспоминания, голос ей знаком и она отмечает где-то на периферии сознания, что неплохо было бы вернуться к этому вопросу немного попозже, если будет такая возможность, но сейчас нужно прислушаться к советам голоса, существующего в сознании, и возможно являющегося частью ее самой — девушка спотыкаясь бежит по удлиняющемуся на глазах коридору, оставаясь практически на месте. Рисунок линолеума, расчерченного разноцветными линиями бежит под ногами, но Эрика готова поклясться, что видит одну и ту же перспективу, в которой тьма впереди, разбавлена тусклым сиянием светильников на потолке.
Больше всего, ей хотелось бы оказаться в каком-нибудь другом доме, пускай даже оно будет одним из воплощений места скорбей и печалей. На крайний случай сойдет и викторианский особняк, лишь бы только за окнами светило солнце и не шел бесконечный дождь. Эрика мечтает оказаться в доме с часами и винтовой лестницей, ведущей наверх, в потайную комнату старика, в которой тот делает плохое, — это все потому, что она чувствует страх, а еще слышит вибрирующий рык существа, что вот-вот догонит ее.
Дом Дождя не такой как все. Он постоянно меняется, иногда Эрике кажется, что он живой и одновременно мертвый — словно взбесившееся существо, барахтающееся на границе яви и сна, и пытающееся прорвать тонкую грань между мирами. Дом может быть вполне себе приличным зданием, с заколоченными окнами или напоминать жуткие развалины, из которых нет выхода, может стать особняком в викторианском стиле, с теплицей и парком, с мощеной кирпичом дорожкой, ведущей к огромным кованым воротам, за которыми видна улица с проносящимися по асфальту автомобилями, но хуже всего, когда он принимает вид заброшенного госпиталя — Эрика следует бесконечными коридорами уходящими в темноту, всматриваясь в таинственный сумрак комнат, что за полуоткрытыми дверями. Пол госпиталя исчерчен цветными линиями, по которым можно попасть в нужное отделение, линии причудливо пересекаются, и расходятся в стороны, начиная свой путь в широком вестибюле с лестницами и навеки остановившимся лифтом. Эрика боится линий — ей кажется, что каждая из них, ведет к чему-то нехорошему, особенно это касается темно-красной линии, что будто нарисована кровью. В помещениях госпиталя царит бардак, все перевернуто вверх ногами, грязный пол завален разной рухлядью, тут и там взгляд выхватывает следы запустения и разрухи.
Госпиталь наполнен шорохами, Эрика слышит далекие крики, словно кому-то очень больно. Это место, в котором случаются нехорошие вещи, и голоса детей проникают сквозь пыльную темноту коридоров, чтобы легкими невесомыми касаниями тревожить возбужденный разум Эрики. Она пребывает в отчаянии, перебирает руками, бредя в темноте — некоторые участки коридора полностью погружены во тьму, и даже призрачный свет из-за приоткрытых дверей здесь непозволительная роскошь.
Громкое отчетливое рычание заставляет замереть. Она останавливается как вкопанная, наступив на кучу тряпья, из-под которой чувствуется движение. Впереди полоска света, если Эрика сумеет добраться туда, можно будет хоть немного сориентироваться, здесь же в темноте, она скорее чувствует чем видит опасность, исходящую из этого места. Она делает шаг, маленький, невесомый, стараясь переступить кучу так, чтобы не задеть опасный участок. Это удается с трудом — она чуть не теряет равновесие, и только в последний миг, успевает ухватиться за никелированную подставку для медицинских пакетов. Холод металла на миг приводит в чувство, и Эрика, решившись начинает движение, все больше удаляясь от источника звука. Кричащие в темноте на миг умолкают, и тишина обрушивается на мрачные стены. Эрика слышит свое дыхание, и шаги — она старается двигаться как можно тише, но получается совсем не так, как хотелось бы. Каждое движение отзывается множеством звуков, что разлетаются по коридору огромными встревоженными птицами. Низкий и глубокий рык, раздается где-то сзади, и Эрика, холодея, понимает что животное, издающее этот страшный звук не собирается вот так просто оставаться на месте.
— Оно приближается, Эрика! — странный голос в голове, отзывается чем-то забытым, Эрика слушает его словно находясь в полуденной дреме после жаркого и утомительного дня. — Сейчас оно поймает тебя, если ты и будешь вот так стоять как дурочка.
Эрике некогда погружаться в воспоминания, голос ей знаком и она отмечает где-то на периферии сознания, что неплохо было бы вернуться к этому вопросу немного попозже, если будет такая возможность, но сейчас нужно прислушаться к советам голоса, существующего в сознании, и возможно являющегося частью ее самой — девушка спотыкаясь бежит по удлиняющемуся на глазах коридору, оставаясь практически на месте. Рисунок линолеума, расчерченного разноцветными линиями бежит под ногами, но Эрика готова поклясться, что видит одну и ту же перспективу, в которой тьма впереди, разбавлена тусклым сиянием светильников на потолке.
Больше всего, ей хотелось бы оказаться в каком-нибудь другом доме, пускай даже оно будет одним из воплощений места скорбей и печалей. На крайний случай сойдет и викторианский особняк, лишь бы только за окнами светило солнце и не шел бесконечный дождь. Эрика мечтает оказаться в доме с часами и винтовой лестницей, ведущей наверх, в потайную комнату старика, в которой тот делает плохое, — это все потому, что она чувствует страх, а еще слышит вибрирующий рык существа, что вот-вот догонит ее.
Страница
9 из 13
9 из 13
