Корн, невнимательный

— Зачем тебе лишний раз светиться по документам? — в смятении спросила Кира. — Тебе, что спокойно не живется?

— Ты смогла бы вписать меня в регистрационную базу крестным Серафима?

— Смогла бы, но надо ли?

— Можно соврать, что я состоял с его матерью в гражданском браке.

— Бронислав! — не удержала возмущение Настя.

— Хо-хо! — гоготнул Бор, — Настюха к покойнице приревновала.

— Заткнись, идиот!

Этот эмоциональный галдеж перебил тонкий голосок Серафима.

— Пожалуйста… Похороните меня…

— Я умоляю вас… Люди… Сжальтесь надо мной… — просит мальчик недетским голосом; в нем интонация измученного страдальца. — Я клянусь вам! Я не хотел! Я пытался убить себя… Я благодарен вам… Прошу вас, спасите мою душу… Похороните меня… Я хочу лишь одного… выспаться…

Из ступора первым вышел Игнат, подошел к Серафиму, сел поближе. Он посмотрел на лицо 7-милетнего, и увидел на нем отпечаток 37 лет.

— Народ… Мальчишка медиум… Через него бешеный говорит.

Вадим посмотрел на Бронислава с надеждой, зашептал голосом невинного мальчика:

— Умоляю… Простите меня… Сотрите из этого кошмарного мира… Вы ведь итак убили меня… Добейте…

Юноша осознал, что не может смотреть в этот взгляд; отворачивается и злится. Он ненавидит бешеных всей душой. И реплика Борова, — жестокая, но честная, — оказалась уместной.

— Шел бы ты уже в ад…

— Бог тебе судья, — сказал Игнат и звонко пощелкал пальцами перед глазами Серафима.

Ребенок заморгал, пришел в себя. Он соскочил с пенька, и начал копать твердую землю.

— Серафим! — воскликнула Настя.

— Мне жалко дяденьку, — мальчик роет ямку, роняя в нее слезы.

Все взрослые оцепенели от происходящего на их глазах; девочка Нина разрушила застывшую сцену. Она отправилась туда, где была Кира; принесла в своих маленьких ручках нечто уродливое и овальное, положила на труп.

Настя остановила Серафима ласковым голосом.

— Мы поможем.

Мальчик увидел, что Бронислав уже стоит над телом. Для юноши это испытание заканчивается смирением; от которого внезапно легче на душе.

На правое плечо Бронислава легла ладонь Игната, и он стал делиться энергией. Настя подошла с левой стороны. Ее свободную руку держит Нина, подключаясь к общей цепочке, доходящей до Бронислава. За Настей встала Кира. Бор подошел к рыжей, положил ладонь на упругую ягодицу; девушка цыкнула и переложила куда надо. Все они, пострадавшие от бешеных, потерявшие близких — сплотились чувством прощения; которое не дало бы энергии, не будь искренним.

Толя, не владеющий магией, наблюдает со стороны. Он видит, как пламя вырывается из выставленных ладоней Бронислава; как выстреливает тугим огнеметным потоком, озаряя рыжим светом темные заросли. Юноша принял и вложил совместную энергию, чтобы сделать выплеск подобным плазме; в которой сгорел даже прах Вадима. Когда все закончилось — на земле осталось выжженное пятно; такое же, как в душе каждого, кто выжег личную обиду.

Ладони Бронислава все еще дымятся; ожогов нет, они просто распарены. Пульс еще не выровнялся окончательно; ноздри раздуваются и опадают, втягивая воздух.

— Мама говорит, что вы все очень хорошие люди, — сообщил Серафим. — Мам, почему ты не можешь сказать об этом сама? Мама говорит, что у Бронислава светла душа. Бронислав… А вы видите мою маму? Она же рядом со мной стоит…

В гробовой тишине, буроокий подошел к новообращенному, присел на корточки и заговорил; глядя в серые глаза, обволакивая добрым взглядом:

— Серафим. Как зовут твою маму?

— Маша.

— Мария, я позабочусь о вашем сыне, — сказал юноша. А потом снова обратился к мальчику: — Запоминай: меня зовут Бронислав, я живу вместе с вами, с тобой и твоей мамой. Она говорит, что я твой будущий отчим…

— Это как папа?

— Да. Сейчас мы вернемся туда, где случилась авария, и полицейские отвезут тебя в участок. Не бойся их, они не причинят тебе вреда. Ты расскажешь им, что убежал от злого дяди в лесопарк, и заблудился. Про нас ничего не говори, это секрет. Потом я приеду за тобой и отвезу домой. Договорились?

— Ладно.

— Будь смелым. Ты не одинок.