43 мин, 15 сек 9015
Тайком от Гельварда, и без того язвившего над сентиментальностью друга, он оставил у подножия «черных любовников» две вялые гвоздички.
Глава 4
Теперь скомканное письмо ворочалось у него в кармане, как полудохлый лангуст, обжигая сквозь ткань, проедая насквозь и делая прозрачной одежду, делая его голым и виноватым. Оно сообщало пару никому не нужных деталей, но умалчивало о главном. Свершилось ли чудо? Да? Нет? Судя по тону письма — вряд ли, да и не верил Йорг в счастливый исход. Слишком много он видел горьких и страшных не-чудес. Собраться с мыслями удалось, лишь опрокинув пару стопок яблочного шнапса в ближайшей кнайпе, которая по недоброму совпадению называлась «Флирт». А потом еще пару, и еще… Легкий фруктовый аромат, деликатный вкус. Уж если что и умеют делать материковые провинциалы, так это готовить шнапс.
Он видел, как подростки под предводительством Гельварда гурьбой продефилировали по центральной улице, а взрослые шаумбергцы разошлись по домам после рабочего дня. Когда бармен закрыл кнайпу, пожелав запоздалым гостям спокойной ночи, Йорг Шеффлер, порядком одурманенный и почти спокойный, отправился в путь.
Хрустальные свечки в окнах отплясывали хип-хоп в такт его походке. Грунтовка уходила из-под ног и раскачивалась, будто навесной мост. Пока Йорг добрался до парка, проплутал по нему с полчаса и уперся в кладбищенские ворота, хмель из его головы почти выветрился, и звезды перестали казаться несущимися в пике самолетами. Домик Феодоры сам вышел ему навстречу из леса, неся в протянутой руке ярко-желтый фонарь. Любопытный дом вытягивал шею, нетерпеливо раскуривая толстую кирпичную трубу, и вставал на цыпочки, точно избушка на курьих ножках из русской сказки. Он ждал Йорга — в этом не было сомнения. Полусорванный с петель ставень яростно хлопал на ветру. Светильник над деревянными ступеньками расплескивал масло, или уксус, или вино, или что там наливают в ярко-желтые фонари.
Йорг постоял несколько минут у крыльца, борясь с тошнотой. Он чувствовал себя неготовым к разговору, слабым и разбитым, но деваться было некуда. Наконец собрал невеликие, прямо скажем, остатки мужества, и постучал. Вернее, хотел постучать — дверь от его прикосновения распахнулась сама, и резкий, злой свет ударил по глазам. Йорг зажмурился.
— А кто это к нам пришел? — приветствовала его Феодора, приподнимая край скатерти, отчего Шеффлеру почудилось, что разговаривает она с кем-то спрятанным под столом. — Ну-ка, ну-ка! Полюбуйся на молодца.
«Ну, вот, — подумал Йорг обреченно. Этого следовало ожидать. А кто бы не спятил на ее месте?» — спросил он себя.
— А ты совсем не изменилась, — сказал осторожно, хотя на самом деле переменилась она сильно. Побледнела, запечатала свою нежную красоту горькими складками у рта. Высохла, как стрекоза на булавке. Только волосы остались прежними яркими, такими яркими, что озаряли всю комнату. — Рад тебя снова увидеть.
— Врешь, — возразила Феодора. — Совсем ты не рад. Боишься просто. Знает кошка, где подхарчилась.
— Вру, — согласился Йорг. Не люблю ворошить прошлое. Воспоминания, даже самые прекрасные, блекнут, если слишком часто извлекать их на свет. Как фотографии в альбоме. Так что ты хотела? Зачем меня позвала? Извини, я присяду.
Он опустился на стул и словно прирос к нему, так тяжело, гневно надавила на плечи застоялая духота. То ли запах какой-то разлит в воздухе, густой и неприятный, то ли кислорода не хватает.
— Хочу показать тебе кое-что, — усмехнулась Феодора. — Фотографии, говоришь? Представляю я твой альбом. Что ж. Люка, выходи. Познакомься.
Она вторично приподняла скатерть за уголок. Излишняя мера. То, что выползло из-под стола, оказалось низкорослым размером с трехлетнего ребенка и передвигалось на четвереньках, низко пригнув чересчур большую голову к полу, точно собиралось бодаться. Надо лбом у него, правда, торчал не рог, а длинная, собранная в пучок щетина, похожая на антенну. Йорг брезгливо разглядывал уродливое существо: пунцовый затылок, черепашью, в грубую складку, шею, маленький и бесформенный, словно медуза, горб над правой лопаткой, кривоватые ноги-ласты и руки с длинными, сухими, как древесные волокна, пальцами. Оно все время силилось поднять голову и посмотреть вверх, но только неловко елозило на месте, как полураздавленный жук. От уродца исходил тошнотворный запах бессилия и бездумного, насекомого любопытства, такой острый, что Шеффлеру сделалось совсем худо. Голова закружилась, и точно алкоголь снова воскрес в крови — смазались и потекли все предметы в комнате.
— О, черт, — простонал Йорг. — Что это такое?
Тонкие паутинки-пальчики оплели его ботинок. Мягко нажимали, но не могли продавить искусственную кожу. Теребили носок и брючину.
— Твоя дочь, — коротко ответила Феодора. Люка. Прошу любить и жаловать. А ты, как будто, не очень-то удивлен? Ты ждал чего-то подобного, да?
Глава 4
Теперь скомканное письмо ворочалось у него в кармане, как полудохлый лангуст, обжигая сквозь ткань, проедая насквозь и делая прозрачной одежду, делая его голым и виноватым. Оно сообщало пару никому не нужных деталей, но умалчивало о главном. Свершилось ли чудо? Да? Нет? Судя по тону письма — вряд ли, да и не верил Йорг в счастливый исход. Слишком много он видел горьких и страшных не-чудес. Собраться с мыслями удалось, лишь опрокинув пару стопок яблочного шнапса в ближайшей кнайпе, которая по недоброму совпадению называлась «Флирт». А потом еще пару, и еще… Легкий фруктовый аромат, деликатный вкус. Уж если что и умеют делать материковые провинциалы, так это готовить шнапс.
Он видел, как подростки под предводительством Гельварда гурьбой продефилировали по центральной улице, а взрослые шаумбергцы разошлись по домам после рабочего дня. Когда бармен закрыл кнайпу, пожелав запоздалым гостям спокойной ночи, Йорг Шеффлер, порядком одурманенный и почти спокойный, отправился в путь.
Хрустальные свечки в окнах отплясывали хип-хоп в такт его походке. Грунтовка уходила из-под ног и раскачивалась, будто навесной мост. Пока Йорг добрался до парка, проплутал по нему с полчаса и уперся в кладбищенские ворота, хмель из его головы почти выветрился, и звезды перестали казаться несущимися в пике самолетами. Домик Феодоры сам вышел ему навстречу из леса, неся в протянутой руке ярко-желтый фонарь. Любопытный дом вытягивал шею, нетерпеливо раскуривая толстую кирпичную трубу, и вставал на цыпочки, точно избушка на курьих ножках из русской сказки. Он ждал Йорга — в этом не было сомнения. Полусорванный с петель ставень яростно хлопал на ветру. Светильник над деревянными ступеньками расплескивал масло, или уксус, или вино, или что там наливают в ярко-желтые фонари.
Йорг постоял несколько минут у крыльца, борясь с тошнотой. Он чувствовал себя неготовым к разговору, слабым и разбитым, но деваться было некуда. Наконец собрал невеликие, прямо скажем, остатки мужества, и постучал. Вернее, хотел постучать — дверь от его прикосновения распахнулась сама, и резкий, злой свет ударил по глазам. Йорг зажмурился.
— А кто это к нам пришел? — приветствовала его Феодора, приподнимая край скатерти, отчего Шеффлеру почудилось, что разговаривает она с кем-то спрятанным под столом. — Ну-ка, ну-ка! Полюбуйся на молодца.
«Ну, вот, — подумал Йорг обреченно. Этого следовало ожидать. А кто бы не спятил на ее месте?» — спросил он себя.
— А ты совсем не изменилась, — сказал осторожно, хотя на самом деле переменилась она сильно. Побледнела, запечатала свою нежную красоту горькими складками у рта. Высохла, как стрекоза на булавке. Только волосы остались прежними яркими, такими яркими, что озаряли всю комнату. — Рад тебя снова увидеть.
— Врешь, — возразила Феодора. — Совсем ты не рад. Боишься просто. Знает кошка, где подхарчилась.
— Вру, — согласился Йорг. Не люблю ворошить прошлое. Воспоминания, даже самые прекрасные, блекнут, если слишком часто извлекать их на свет. Как фотографии в альбоме. Так что ты хотела? Зачем меня позвала? Извини, я присяду.
Он опустился на стул и словно прирос к нему, так тяжело, гневно надавила на плечи застоялая духота. То ли запах какой-то разлит в воздухе, густой и неприятный, то ли кислорода не хватает.
— Хочу показать тебе кое-что, — усмехнулась Феодора. — Фотографии, говоришь? Представляю я твой альбом. Что ж. Люка, выходи. Познакомься.
Она вторично приподняла скатерть за уголок. Излишняя мера. То, что выползло из-под стола, оказалось низкорослым размером с трехлетнего ребенка и передвигалось на четвереньках, низко пригнув чересчур большую голову к полу, точно собиралось бодаться. Надо лбом у него, правда, торчал не рог, а длинная, собранная в пучок щетина, похожая на антенну. Йорг брезгливо разглядывал уродливое существо: пунцовый затылок, черепашью, в грубую складку, шею, маленький и бесформенный, словно медуза, горб над правой лопаткой, кривоватые ноги-ласты и руки с длинными, сухими, как древесные волокна, пальцами. Оно все время силилось поднять голову и посмотреть вверх, но только неловко елозило на месте, как полураздавленный жук. От уродца исходил тошнотворный запах бессилия и бездумного, насекомого любопытства, такой острый, что Шеффлеру сделалось совсем худо. Голова закружилась, и точно алкоголь снова воскрес в крови — смазались и потекли все предметы в комнате.
— О, черт, — простонал Йорг. — Что это такое?
Тонкие паутинки-пальчики оплели его ботинок. Мягко нажимали, но не могли продавить искусственную кожу. Теребили носок и брючину.
— Твоя дочь, — коротко ответила Феодора. Люка. Прошу любить и жаловать. А ты, как будто, не очень-то удивлен? Ты ждал чего-то подобного, да?
Страница
9 из 13
9 из 13