Капремонт в доме Ашеров

Значит, в Берлин мы долетели, а оттуда не улетели? Так и есть! Поезд Берлин — Будапешт. Похоже, маршрут был слегка скорректирован. Ау! Кабинет вызывает крышу!

— Крыша на связи, — спустя некоторое время светлый образ Светланы вновь нарисовался на фоне темного нимба. — Не кричи так.

— Хорошо. Просто ты там гуляешь, а я тут улики ищу.

— Я не гуляю. Мне кажется, что по второму этажу кто-то скачет.

— Кто не скачет, тот…

— Игнатий! — первый слог привычного воззвания к чужой совести сменился загробным нравоучительным шепотом. — Я не шучу. Там кто-то прыгает.

— А ты меньше вслушивайся. Под тобой два слоя звукоизоляции. Ты и меня-то слышишь только благодаря дыре.

— Всё равно тише говори. Как-то неспокойно, — Светлана больше не отлучалась от своего «поста», но стала периодически нервно озираться. — Что там с паспортами?

— Да что-что. Фамилию твоя Роза сменила.

— Что?!

— Я, конечно, не знаю венгерского. Но вот это её паспорт, полученный в Будапеште. Розалия Ракоци. Теперь смотрим на билет Берлин — Будапешт. Там значится Роза Альтберг. Каково?

— Каково-то каково. Я вообще не знала, что у неё есть венгерский паспорт. В Германии у политических деятелей всё строго с двойным гражданством.

— От российского подданства она давно отказалась?

— А оно у неё было? По-моему, только советское. И вообще. Какое нам дело до фамилии Розы? Там что-то про Лену есть?

— Нет. Придется возвращаться вниз и продолжать расследование.

— Каким образом?

— Да всё тем же. Свободными ассоциациями, расстановкой, можно еще психодраму попробовать…

— Игнатий! Каким образом ты вниз попадешь?

Два светила российской психотерапии не всегда взвешивали последствия своих действий вне кабинета. И сейчас задумчиво разглядывали края дыры с двух противоположных ракурсов.

— Скажи, а твой предшественник как отсюда выбрался?

— Через окно, — Игнатий кивнул в сторону распахнутой створки и отмеченного грязью подоконника.

— Улетел на крыльях бури? — покачала головой Озёрская. — Но если он умеет летать, то зачем ему вообще лестница понадобилась? Хотя. Хотя-хотя-хотя. Через стену от тебя у Розы оранжерея. Насколько я помню, оттуда до самой земли тянутся настоящие заросли не то плюща, не то лианы.

— Не то конопли…

— Игнатий!

— Ну что опять Игнатий? Я в эту оранжерею, что, телепортироваться должен?

— Вообще-то туда всегда проход был из кабинета. Небольшая дверца. Ты мог её принять за элемент интерьера. Сделана в форме деревянного блюда со всякими фруктами.

Лампы светили настолько тускло, что стена казалась затянутой чернильной пленкой. Аннушкин хотел положить документы обратно в патефон, но ворвавшийся сквозняк вырвал бумаги из рук и разметал их по комнате. Закружившийся в вальсе посадочный талон нашёл временное убежище в щели под дверью. Гипнотерапевт присел и попытался извлечь документ. Не тут-то было. Что-то держало бумажку с той стороны.

В дверь постучали.

В дверь постучали.

Как взаимодействовать с порождениями бессознательного?

В дверь постучали.

Только с помощью бессознательных действий.

В дверь постучали.

Не придумав ничего лучшего, Игнатий вежливо постучал в ответ.

В коридоре шутку не оценили. Посадочный талон тут же отпустили, а от двери кто-то бросился наутек, грохоча по дощатому полу и задевая случайные препятствия.

Озёрская прошлась по чердаку, преследуя источник шума и вернулась, убедившись, что беглец покинул второй этаж по винтовой лестнице. В коридоре повисла тишина, свет стал возвращаться к нормальному состоянию, хотя Игнатия и не покидало ощущение замыленности пространства.

— Убедился? — не преминула подтвердить свою правоту Озёрская, наблюдавшая за реакцией коллеги из укрытия.

— Лови ключи. Заводи машину и жди меня там. Думаю, нам пора убираться.

Ожившие лампы высветили лежащий на полу ярко-зеленый скошенный шарик. При ближайшем рассмотрении предмет оказался сколом деревянного яблока. Найти яблоньку, откуда яблочко недалеко ябнулось, было просто. Резное изображение блюда с фруктами, смесь барельефа и живописи, загороженное покосившейся книжной полкой. Кто-то специально опрокинул тяжелую конструкцию, чтобы перекрыть проход из оранжереи в кабинет.

Аннушкин с трудом приподнял массивную доску и потянул блюдо на себя. Дверца открылась ровно настолько, чтобы в неё мог протиснуться стройный гипнотерапевт. Что он и сделал, ловко увернувшись от падающей доски. И не только от неё: почуяв уязвимость в креплениях, рухнул ансамбль шкафчиков и полок, свергая дверцу с петель и выстраивая надежную баррикаду.

Путь назад был отрезан. Впереди — погруженная во мрак оранжерея.

Игнатий лавировал между больших ваз с экзотическими цветами.