Капремонт в доме Ашеров

Роза бы не позволила Елене просто так хозяйничать на своей даче. Значит, был какой-то веский повод. Надо осмотреть и другие картины.

— Давай лучше подумаем, с какой-такой натуры был написан этот тайный портрет. Ракурс мы вроде угадали правильно.

Коллеги посмотрели поверх пустого мольберта. Вазочка расколота, цветастая драпировка сброшена на пол, от груш остались одни гнилушки. Игнатий поставил холст обратно на треногу. Если существо и приходило позировать, то путь его лежал через спальню, то есть комнату Димы.

— Я туда не пойду, — отрезал Игнатий.

— Как хочешь. Тогда стой здесь и наслаждайся живописью. Наш не страдающий адекватностью ценитель высокого искусства.

Ценитель нервно сглотнул, когда за коллегой закрылась дверь. Что-то в этих картинках было неправильно. В самом их расположении. «Вот сейчас и разберемся» — решил для себя Игнатий. Экспонаты этой выставки можно было не только трогать руками, но и менять местами.

В комнате Димы царило то особенное частичное запустение, которое наступает в доме за несколько дней до окончательной смены владельца. Из мебели остались только компьютерный столик, встроенный в стену шкаф да большой бесформенный пуфик-мешок, набитый чем-то сыпучим.

Но вот что насторожило Озёрскую: на своём законном месте остался компьютер. Разве современный ребенок не позаботится в первую очередь именно о родном кремниевом многоядерном монстре? Света вряд ли знала, что не в количестве ядер счастье и вообще смутно представляла себе анатомию компьютера. Но понимала, какое место в жизни талантливого ребенка-интроверта занимает стационарник.

Любимые книги мальчика тоже были здесь. Сложенные в несколько невысоких стопок, они напоминали колонны во дворце прокуратора Иудеи.

Может, в стенном шкафу тоже остались какие-то вещи? Женщина протянула руку к дверце и замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Почему стало страшно? Ведь на сеансе мальчик со всей определенностью заявил, что чучелка не живет в шкафу. Что она появляется из дальнего темного угла. Что в шкафу валяется всякий хлам, в том числе старое пугало, которое Елена Ерофеева сшила для сына. Вот только где в этой комнате хотя бы один темный угол?

Сверху отчетливо донесся стук. Потом еще один. И еще. Кто-то прыжками передвигался по коридору. Наваждение длилось не более пары секунд.

Надо меньше думать. Уже стемнело, искусственный свет был каким-то тусклым. Незачем оставлять дополнительное преимущество своему воображаемому противнику. Резким движением Озёрская распахнула дверцу.

Оно сидело там. Пугало. Неподвижное, забытое, жалкое. Ни капли не страшное. Да и пугалом эту поделку назвать было трудно. Так, чисто символически расшитая и разрисованная подушка, грубо набитая чем-то тяжелым. Вместо шеста у этого пугало был корпус паровой электрошвабры, что ничуть не спасало ситуацию. И это называется «уделить ребенку внимание»? Если Светлане не изменяет память, то Ерофеева преподнесла факт изготовления пугала как личный подвиг. И Дима искренне радовался даже такому знаку материнской любви.

Кроме пугала в шкафу обнаружились и другие вещи мальчика: от роликовых коньков до игрушек. Ясно, что это семейство может приобрести целую сеть спортивных или игровых магазинов и не заметить. Но мебель-то отсюда вывезли! И одежду тоже.

Потом: ни в столовой, ни в гостиной вообще ничего не трогали. Роза вполне могла отстрочить передачу особняка, сославшись на проблемы со здоровьем. Могла. Но тогда зачем сваливать все вещи в шкаф? Или это Дима сам так сделал?

Озёрская облокотилась на стопку книг. Под рукой обнаружился фломастер. На полу, среди книжных колонн, притаилось еще несколько. Озёрская проверила каждый на подушечках пальцев. Чёрный и красный были исписаны в ноль. Хотя, быть может, красный просто высох из-за отсутствия колпачка.

Врач щелчком отправила их катиться по полу между литературными столпами. Фломастеры прокладывали себе путь неторопливо и плавно, не отдаляясь друг от друга.

Красно-черная пара напомнила Светлане прокуратора Иудеи в мантии с кровавым подбоем и первосвященника в темных одеждах, прогуливающихся у колонн храмового комплекса. Красный фломастер остановился первым. Видимо, отчаявшись переубедить Каифу. Стало быть, и чернил в красном больше. Просто высох. А чёрный даже по весу казался значительно легче. Что же такое не дорисовал Дима? Бросил на полпути, оставив красный фломастер на полу в обезглавленном состоянии?

Но ни на столе, ни под столом, ни в корзине для бумаг, ни на подоконнике, ни среди книг нет ни одного рисунка.

С мебелью и одеждой всё понятно. Но если оставляешь компьютер и прочие родные сердцу вещицы, даже книги, зачем так трепетно прятать рисунки? Чтобы не быть похожим на мать?

Дверная ручка стала поворачиваться. Озёрская съежилась, ожидая нападения. И только когда необъяснимая волна страха отхлынула, женщина вспомнила о своем коллеге.