43 мин, 29 сек 12598
Это — продолговатый белёсый предмет, длиной около полутора метров и не менее полуметра в диаметре — кусок подземной твари.
В голове совсем пусто. Ни мыслей, ни эмоций. Я настолько истощён, что не могу ни думать о чём-либо, ни что-либо чувствовать. Просто сижу на земле и свечу фонариком на улыбающегося товарища. Судя по его блаженной улыбке, он сейчас тоже не вполне адекватен.
И вот тут луч фонаря выхватывает за спиной Виктора, какое-то движение. Мне чудится, что там, в темноте, на долю секунды мелькает человеческое лицо. Во мне словно что-то ломается. Ростки победной эйфории с корнем вырваны.
— Витя! — выдавливаю я чужим голосом. — Там кто-то есть!
Виктор моментально становится серьёзным, собирается и отпрыгивает в сторону.
Я шарю лучом туда-сюда, ожидая увидеть очередную выползшую из-под земли тварь, но с удивлением вижу согбенную фигуру явно пожилого человека, щурящего глаза и пытающегося заслониться рукой от света.
— Максимыч, хер старый! — вполголоса говорит Виктор.
Я вижу, как Максимыч совершенно безмолвно и, не обращая на нас никакого внимания, опускается на корточки перед отрезанной половиной чудовища, кладёт на неё ладони и принимается что-то бормотать. Сейчас его не волнует даже бьющий прямёхонько в него луч света. Он словно загипнотизирован.
— Надо его скрутить! — повторяет Виктор. — Бог знает, чего он ещё может натворить! Ему место в психушке…
— Что ты предлагаешь? — спрашиваю я.
Вместо ответа он лезет в рюкзак и извлекает запасной моток верёвки, делает петлю и просит у меня фонарик. Фонарик — с длиной и тяжёлой металлической рукояткой — в случае чего вполне может послужить и оружием. Держа в левой руке импровизированное лассо, а в правой фонарь, свет которого по-прежнему был направлен прямо на Максимыча, Виктор идёт обратно, к могиле моей тётки. Двигается он неспешно, опасаясь спугнуть безумца. А тот продолжает что-то бормотать и делает таинственные пассы руками.
Я беру прибор ночного видения и отхожу чуть в сторону. Так я могу лучше видеть происходящее и в случае чего прийти Виктору на помощь.
— Максимыч! А, Максимыч! — громко зовёт Виктор. Максимыч даже не вздрагивает. Внешний мир для него не существует. Он погружён в молитву.
Виктор вплотную подходит к оградке и направляется вдоль неё к калитке, намереваясь перекрыть Максимычу путь к бегству. Вот-вот он подберётся к нему сзади и свяжет…
Шорох. Шорох идёт со всех сторон.
— Витя-а! — зову я. — Что это?
Не дожидаясь ответа, подношу окуляры прибора к глазам и… у меня перехватывает дыхание. Я вижу, что кладбище наполняется движением. Качаются решётки оград, шатаются памятники, падают ветхие деревянные кресты, пучится земля на могильных холмиках. Словно все погребённые здесь мертвецы, как в старых итальянских зомби-хоррорах, разом ожили и хотят покинуть свои гробы. Но это не мертвецы: по всему кладбищу (насколько позволяют видеть возможности прибора) поднимаются зеленоватые силуэты гигантских червей.
Максимыч вздымает руки в молитвенном экстазе. Земля под ногами вздрагивает.
От неожиданности я едва не падаю, вскрикиваю и теряю прибор. Теперь я вижу только луч фонаря, скользящий туда-сюда и выхватывающий из темноты белёсые тела подземных тварей. А потом земля вздрагивает снова и снова… Фонарик описывает лучом дугу в небесах и гаснет. А там, где только что находилась тёткина могила, образуется пустота. Виктор с Максимычем исчезают, не издав не звука. Зато всё пространство вокруг наполняется шумом — шумом осыпающейся земли, стуком гранитных плит, лязгом металла, скрипом раскачивающихся деревьев. Кладбище валится в тартарары.
Я чувствую себя совершенно потерянным. Я ору «Витя! Витя!», пытаюсь броситься ему на помощь (хотя интуитивно понимаю, что уже поздно). Но земля уходит из-под ног, и мне ничего не остаётся, кроме как бежать к дереву и лезть на него. Я делаю это машинально, ведомый только страхом и инстинктом самосохранения. Забравшись в самую крону так высоко, как позволяет толщина ветвей, я прижимаюсь к стволу и обхватываю его руками. Я молюсь, чтобы черви не подгрызли корни и ива не рухнула.
Отсюда, с высоты нескольких метров, в ярком свете полной августовской луны мне видна картина в целом. Прямо посреди кладбища зияет огромная чёрная дыра, а вокруг неё ровными концентрическими кругами выстраиваются черви. Сколько их — одному богу ведомо, но, судя, как то тут, то там играют на слизких телах лунные блики, не менее сотни.
Поразительно, но ко мне возвращается способность соображать. Почему эти твари сидят в земле кругами? Потому что такова структура их улья? Что (или кто) находится в провале? Королева червей?
Словно отвечая на мои вопросы, из черноты провала поднимется что-то чудовищное и шевелящееся. Когда оно поднимается достаточно высоко, я вижу колоссальную скользкую бугристую куполообразную поверхность.
В голове совсем пусто. Ни мыслей, ни эмоций. Я настолько истощён, что не могу ни думать о чём-либо, ни что-либо чувствовать. Просто сижу на земле и свечу фонариком на улыбающегося товарища. Судя по его блаженной улыбке, он сейчас тоже не вполне адекватен.
И вот тут луч фонаря выхватывает за спиной Виктора, какое-то движение. Мне чудится, что там, в темноте, на долю секунды мелькает человеческое лицо. Во мне словно что-то ломается. Ростки победной эйфории с корнем вырваны.
— Витя! — выдавливаю я чужим голосом. — Там кто-то есть!
Виктор моментально становится серьёзным, собирается и отпрыгивает в сторону.
Я шарю лучом туда-сюда, ожидая увидеть очередную выползшую из-под земли тварь, но с удивлением вижу согбенную фигуру явно пожилого человека, щурящего глаза и пытающегося заслониться рукой от света.
— Максимыч, хер старый! — вполголоса говорит Виктор.
Я вижу, как Максимыч совершенно безмолвно и, не обращая на нас никакого внимания, опускается на корточки перед отрезанной половиной чудовища, кладёт на неё ладони и принимается что-то бормотать. Сейчас его не волнует даже бьющий прямёхонько в него луч света. Он словно загипнотизирован.
— Надо его скрутить! — повторяет Виктор. — Бог знает, чего он ещё может натворить! Ему место в психушке…
— Что ты предлагаешь? — спрашиваю я.
Вместо ответа он лезет в рюкзак и извлекает запасной моток верёвки, делает петлю и просит у меня фонарик. Фонарик — с длиной и тяжёлой металлической рукояткой — в случае чего вполне может послужить и оружием. Держа в левой руке импровизированное лассо, а в правой фонарь, свет которого по-прежнему был направлен прямо на Максимыча, Виктор идёт обратно, к могиле моей тётки. Двигается он неспешно, опасаясь спугнуть безумца. А тот продолжает что-то бормотать и делает таинственные пассы руками.
Я беру прибор ночного видения и отхожу чуть в сторону. Так я могу лучше видеть происходящее и в случае чего прийти Виктору на помощь.
— Максимыч! А, Максимыч! — громко зовёт Виктор. Максимыч даже не вздрагивает. Внешний мир для него не существует. Он погружён в молитву.
Виктор вплотную подходит к оградке и направляется вдоль неё к калитке, намереваясь перекрыть Максимычу путь к бегству. Вот-вот он подберётся к нему сзади и свяжет…
Шорох. Шорох идёт со всех сторон.
— Витя-а! — зову я. — Что это?
Не дожидаясь ответа, подношу окуляры прибора к глазам и… у меня перехватывает дыхание. Я вижу, что кладбище наполняется движением. Качаются решётки оград, шатаются памятники, падают ветхие деревянные кресты, пучится земля на могильных холмиках. Словно все погребённые здесь мертвецы, как в старых итальянских зомби-хоррорах, разом ожили и хотят покинуть свои гробы. Но это не мертвецы: по всему кладбищу (насколько позволяют видеть возможности прибора) поднимаются зеленоватые силуэты гигантских червей.
Максимыч вздымает руки в молитвенном экстазе. Земля под ногами вздрагивает.
От неожиданности я едва не падаю, вскрикиваю и теряю прибор. Теперь я вижу только луч фонаря, скользящий туда-сюда и выхватывающий из темноты белёсые тела подземных тварей. А потом земля вздрагивает снова и снова… Фонарик описывает лучом дугу в небесах и гаснет. А там, где только что находилась тёткина могила, образуется пустота. Виктор с Максимычем исчезают, не издав не звука. Зато всё пространство вокруг наполняется шумом — шумом осыпающейся земли, стуком гранитных плит, лязгом металла, скрипом раскачивающихся деревьев. Кладбище валится в тартарары.
Я чувствую себя совершенно потерянным. Я ору «Витя! Витя!», пытаюсь броситься ему на помощь (хотя интуитивно понимаю, что уже поздно). Но земля уходит из-под ног, и мне ничего не остаётся, кроме как бежать к дереву и лезть на него. Я делаю это машинально, ведомый только страхом и инстинктом самосохранения. Забравшись в самую крону так высоко, как позволяет толщина ветвей, я прижимаюсь к стволу и обхватываю его руками. Я молюсь, чтобы черви не подгрызли корни и ива не рухнула.
Отсюда, с высоты нескольких метров, в ярком свете полной августовской луны мне видна картина в целом. Прямо посреди кладбища зияет огромная чёрная дыра, а вокруг неё ровными концентрическими кругами выстраиваются черви. Сколько их — одному богу ведомо, но, судя, как то тут, то там играют на слизких телах лунные блики, не менее сотни.
Поразительно, но ко мне возвращается способность соображать. Почему эти твари сидят в земле кругами? Потому что такова структура их улья? Что (или кто) находится в провале? Королева червей?
Словно отвечая на мои вопросы, из черноты провала поднимется что-то чудовищное и шевелящееся. Когда оно поднимается достаточно высоко, я вижу колоссальную скользкую бугристую куполообразную поверхность.
Страница
11 из 12
11 из 12