40 мин, 5 сек 12784
Она произнесла это приветствие, как робот — без эмоций, но очень аккуратно. Акцент, превративший мягкое «и» в твёрдое «ы», естественно вписался в её странную речь. — Ты пришёл погулять с Настей? Сейчас она будет совсем готова…
Настина мама, — а это была несомненно она, — шагнула в комнату и…
То, что произошло дальше, смешалось для Горша в один непереносимый клубок кипящего ужаса: женщина катила перед собой больничное кресло. А в нём… на нём… там была Настя!
Абсолютно белое лицо, закатившиеся глаза со зрачками не больше булавочного укола, искусанные в кровь губы — струйка крови стекала из уголка рта…
На Насте был вчерашний костюмчик — но вот коньков на ней не было. Как не было и ног…
Ноги кончались посередине лодыжки — обрубки, нелепо торчавшие из-под коленей, были замотаны прямо поверх серых трикотажных рейтузов бинтами, набухшими от крови.
Руки девочки были прикованы к подлокотникам, а сама она явно не способна была контактировать с окружающим миром…
— С коньками у нас вчера была проблема, — сказала всё тем же отмороженным голосом Настина мама. — Но мы её решили. Успешно.
В глазах её плескалось абсолютное безумие. А вот ноги, обутые в красные сапожки, нервно приплясывали в такт каждому слову. Руки же ласкали старую грязную тряпичную куклу с одной ногой…
Горшу почудился сатанинский смех — он прозвучал не в тишине комнаты, а в его голове.
«Мнее понрааввилось… Покупаааю… Вернуу с процентикамии»….
В ужасе, Горш выскочил на лестницу, в сгустившуюся в подъезде тьму.
Он ссыпался по лестнице — проскакивая между пляшущими стенами и падающим потолком. На ощупь он добрался до выхода и через скрипучую дверь вывалился в окружающий мир — как в спасение, как в последнюю надежду. Но этот коварный мир его надежд не оправдал — он тоже растворился в безумии: краски блекнут, формы текут, свет меркнет…
Последний рывок на остатках сил вынес Горша из двора на знакомую когда-то улицу — но горизонт уже рушился.
Горш увидел стремительно приближающийся асфальт, увидел удивительно отчётливо и резко — с каждой крошечной песчинкой, с каждой снежинкой, на лучах которой искрились блики светофорных огней: жёлтый, зелёный, жёлтый, красный… Красный — это кровь!
Блаженная прохлада стылого асфальта остудила пылающую Горшеву щеку — дальнейший путь в небытие оказался нетрудным и нестрашным…
Тьма пришла…
Настина мама, — а это была несомненно она, — шагнула в комнату и…
То, что произошло дальше, смешалось для Горша в один непереносимый клубок кипящего ужаса: женщина катила перед собой больничное кресло. А в нём… на нём… там была Настя!
Абсолютно белое лицо, закатившиеся глаза со зрачками не больше булавочного укола, искусанные в кровь губы — струйка крови стекала из уголка рта…
На Насте был вчерашний костюмчик — но вот коньков на ней не было. Как не было и ног…
Ноги кончались посередине лодыжки — обрубки, нелепо торчавшие из-под коленей, были замотаны прямо поверх серых трикотажных рейтузов бинтами, набухшими от крови.
Руки девочки были прикованы к подлокотникам, а сама она явно не способна была контактировать с окружающим миром…
— С коньками у нас вчера была проблема, — сказала всё тем же отмороженным голосом Настина мама. — Но мы её решили. Успешно.
В глазах её плескалось абсолютное безумие. А вот ноги, обутые в красные сапожки, нервно приплясывали в такт каждому слову. Руки же ласкали старую грязную тряпичную куклу с одной ногой…
Горшу почудился сатанинский смех — он прозвучал не в тишине комнаты, а в его голове.
«Мнее понрааввилось… Покупаааю… Вернуу с процентикамии»….
В ужасе, Горш выскочил на лестницу, в сгустившуюся в подъезде тьму.
Он ссыпался по лестнице — проскакивая между пляшущими стенами и падающим потолком. На ощупь он добрался до выхода и через скрипучую дверь вывалился в окружающий мир — как в спасение, как в последнюю надежду. Но этот коварный мир его надежд не оправдал — он тоже растворился в безумии: краски блекнут, формы текут, свет меркнет…
Последний рывок на остатках сил вынес Горша из двора на знакомую когда-то улицу — но горизонт уже рушился.
Горш увидел стремительно приближающийся асфальт, увидел удивительно отчётливо и резко — с каждой крошечной песчинкой, с каждой снежинкой, на лучах которой искрились блики светофорных огней: жёлтый, зелёный, жёлтый, красный… Красный — это кровь!
Блаженная прохлада стылого асфальта остудила пылающую Горшеву щеку — дальнейший путь в небытие оказался нетрудным и нестрашным…
Тьма пришла…
Страница
12 из 12
12 из 12