Коньки

— Двигай в душ, а я тут постель поменяю…

Горш, сгорая от невыносимого стыда, закутался в полотенце и пошлёпал в душ — объяснить, как именно он обделался, ему не хватило сил. Обделался по полной программе — опорожнив не только мочевой пузырь, но и кишечник.

— О, господи! — только и произнесла ошеломлённая бабушка, увидев всю глубину катастрофы. — Завтра же приезжают они! И что я им скажу? — причитая, она распахнула окно, поскольку потревоженная происшествием атмосфера требовала самого глубокого освежения…

Настя выпорхнула из подъезда навстречу Горшу, едва только он подошёл — они чуть не кинулись друг другу в объятья, но, смутившись горячности порыва, лишь взялись за руки. Впрочем, глаза привычно сказали всё: — Ты! Здесь! Как же я тебе рад! Как же я тебе рада!

Они не виделись долго. Очень долго. Горш провалялся в больнице больше месяца — пропустив даже новогодние праздники: по каким-то тайным лечебным соображениям в клинику гости не допускались — и они с Настей лишены были возможности хотя бы поболтать по телефону. Потому истосковались знатно.

Долгожданное свидание решили провести на льду — под предлогом опробования подарочных коньков. Благо, хоккейная коробка, разместившаяся прямо под Настиными окнами, к вечеру обычно освобождалась от оккупировавших по случаю каникул лёд мелюзги или пацанов постарше, истово гоняющих шайбу.

— Пошли? — спросила Настя, цокая по асфальту ярко-синими чехлами своих умопомрачительных коньков.

— Ага! — Горш потряс болтавшимися на шее на связанных шнурках «гагами». Взявшись за предложенную Горшем руку, Настя неуклюже поковыляла через двор к хоккейной коробке. Через пару минут, понадобившихся Горшу, что б скинуть ботинки и зашнуровать коньки, он присоединился к подруге, скользившей по льду в его ожидании.

Лёд был отличный: прошедшая оттепель раскатала и переплавила все бугры в ровное озеро, а налетевший накануне морозец аккуратно превратил это озеро в гладкое зеркало. Снег с ясного неба не сыпал — потому весь каток был маняще чист. И предоставлен им двоим — мелюзгу к вечеру разобрали по домам родители, а пацаны застряли у телевизоров: по ящику передавали «Динамо»-«ЦСКА» — матч, который пропустить не имел права ни один уважающий себя болельщик…

Он во все глаза пялился на Настю, ослепительно смотревшуюся в лучах освещавших площадку прожекторов в своём жемчужно-сером костюмчике для фигурного катания. Кататься, по большому счёту, она не умела — потому трогательно повизгивала и при первой возможности хваталась за Горша. Чему он был только рад — это позволяло ему изображать из себя тренера-наставника чемпионов. Оба смеялись — хотя от привычной тревоги Горшу избавиться не удалось. Но он загнал её поглубже — стараясь сохранить праздник для обоих…

Впрочем, закончилось всё раньше, чем им хотелось: время от времени Настя морщилась, причём, всё чаще и чаще. Наконец она сказала:

— Что-то у меня, похоже, носки скатались — ноги трёт… — она страдальчески наморщила носик.

— Давай поправим.

Настя приземлилась на скамейку, Горш присел перед ней и положил её ногу себе на коленку, что б помочь переобуться. Однако, всё оказалось не так просто — «дверка» отказалась распахиваться, несмотря на расстёгнутые липучки. Она словно приросла! Когда Горш слишком сильно дёргал, Настя непроизвольно вскрикивала и морщилась.

Со второй ногой случилась та же история: коньки, словно хищник вцепились в жертву, не желая отдавать добычу.

Кончилось всё тем, что Горш слишком сильно дёрнул — и Настя застонала особенно болезненно. Горш испугался — он корил себя за неаккуратность и страдал от того, что причинил боль подруге.

А дальше… Дальше оба испуганно глядели на капли крови, падавшие из ботинка на белый снег. Это было уже из ряда вон…

— Я пойду, — сказала Настя. — дома мама поможет. Она всё-таки профессионал по травмам…

— Да, да. Конечно, — засуетился Горш, не зная, как загладить вину и за причинённую боль, и за свою неспособность решить проблему.

Он мгновенно переобулся и с его помощью Настя добралась до подъезда — но, похоже, ей было реально нехорошо: она шла так, словно в ботинки подсыпали раскалённых углей…

Домой Горш возвратился сильно напуганным…

Наутро Горш снова решил позвонить — на вечерние звонки никто не отвечал, но в возникших обстоятельствах настойчивость была совершенно неуместна.

Не было ответа и теперь.

Горш очень встревожился. На него накинулись все прошлые страхи — и он метался по квартире, с трудом соображая, что следует делать.

Наконец он собрался с духом и отправился к Насте.

Долгие трели звонка падали в пустоту — но уйти не было возможности и, отчаявшись, он принялся дёргать дверную ручку. К его удивлению, дверь оказалась не заперта и он вошёл в знакомую квартиру…

— Здравствуй, мальчык, — на пороге гостиной стояла высокая красивая женщина.