Вкус жестокости

— Держите, мой юный друг! Мое внутреннее чутье говорит мне, что вы найдете этому веществу вкупе с солнечными лучами достойное применение!

Павлик принял из рук дяди Славы неаккуратный кусок вощины, дратвы или чего это там было на самом деле и, поблагодарив своего наставника, молча, ринулся в сторону цветника мадам Войтинской. На ловлю очередной жертвы для своего неутоленного чувства мести.

Через час с небольшим на земле вокруг милого белокурого мальчика, отчего-то устроившегося на самом солнцепеке, уже ползали с десяток крупных шмелей, чьи крылья и глаза были надежно залеплены расплавленной сапожной дратвой. Для большей безопасности Павлик залепил им также и жала, так что теперь их оружие было совершенно бесполезно. Сам же не в меру способный мальчуган самозабвенно выжигал увеличительным стеклом мозг очередному незадачливому шмелю, вдыхая сладостный, ни с чем несравнимый аромат горелой плоти беззащитного насекомого.

Однажды, когда Павлику исполнилось уже тринадцать лет, дядя Слава взял его с собой на рыбалку. Они расположились на поваленном тополином стволе. Корни дерева подмыла река, и поэтому он рухнул прямо в воду. Несмотря на то, что дерево упало еще весной во время разлива реки, листья на нем были ярко зеленого цвета. Судя по всему, дерево пока еще не поняло, что оно уже фактически мертво.

День был яркий, солнечный. Вода блестела и сверкала на солнце. В заводи, образованной ветвями тополя, уходящими глубоко под воду, плавали большие красивые рыбы. Вода была зеленая и прозрачная, видно было, как толстые рыбины лениво шевелят жабрами и плавникам.

— Голавли, очень умная и хитрая рыба, — сказал дядя Слава, закидывая удочку. — Чего спишь? Забрасывай снасть и рыбачь.

Павлик тоже закинул свою удочку и принялся ждать, когда голавли обратят внимание на его красивого рубиново-красного червяка, который извивался под водой на остром стальном крючке. Но не тут-то было! Похоже, рыбу вовсе не интересовала какая-то там наживка, они попросту не обращали на нее никакого внимания.

Дядя Слава облюбовал самого крупного голавля и аккуратно подсовывал ему крючок с червяком прямо под нос. Но подлая рыбина лениво игнорировала его. Так прошло около часа. За это время не наблюдалось ни одной поклевки, и они не поймали ни одной, даже самой маленькой рыбки.

— Глазастый черт! — весело рассмеялся дядя Слава, потом, вдруг сразу став серьезным, повернулся к Павлику и сказал. — Послушай, друг мой, ты уже взрослый юноша! Я намерен преподать тебе один урок, внимательно смотри и запоминай!

Дядя Слава вынул удочку из воды, снял поплавок и червяка с крючка. Теперь на его удочке болталась одна только леска, грузило и практически незаметный крючок. Опустив леску в воду, он подвел видимый только ему одному крючок, к той самой рыбине, на которую до этого потратил целый час и резко подсек. Удилище выгнулось дугой от тяжести, зацепившейся жабрами за крючок рыбы. Бешено вырывающаяся рыба тянула удилище на себя, пытаясь уйти на глубину. Поймав леску рукой, дядя Слава бросил удилище себе под ноги и принялся медленно выбирать наверх, натянутую как струна, леску. Пару раз голова рыбы показывалась из воды.

— Теперь ему конец! — сказал дядя Слава. — Он вдохнул воздуху, и сейчас от этого одуреет.

Действительно голавль, как-то сразу вдруг успокоился, чего в его положении делать никак не следовало, и дал себя вытащить наружу, не очень сильно трепыхаясь при этом. Дядя Слава, вытащив его из воды, взял рыбу обеими руками и развернул большой головастой мордой прямо в лицо Павлика.

Так они некоторое время смотрели друг на друга. Голавль тяжело поводил жабрами и широко открывал круглый, влажный рот, не сводя с него, как казалось Павлику, умного, внимательного взгляда. Пару раз, неожиданно дернувшись сильным телом, рыбина пыталась вырваться из рук дяди Славы. Но тот лишь усмехался, цепко держа добычу обеими руками.

Наконец Павлик не выдержал и спросил:

— А зачем тогда нужен поплавок и наживка, если можно совсем обойтись без них?

— Я его выловил вовсе не для того, чтобы принести, в качестве улова домой. И не для того, чтобы зажарить его на сковороде, к ужину. Как ты не понимаешь? — дядя Слава, улыбаясь, внимательно посмотрел на Павлика.

Тому было очень стыдно, но он честно признался:

— Нет, я ничего не понял.

— Знаешь, почему он червяка не хватал? Правильно, потому что глазастый! И вот чтобы он так больше никогда не делал, мы его за это сейчас с тобой и накажем. Вот за это мы ему сейчас глазки-то и выколем! — дядя Слава широко улыбнулся, так, словно сообщал о чем-то очень веселом и забавном и заговорщически подмигнул Павлику.

Перехватив голавля поудобнее, он острым жалом рыболовного крючка, один за другим выколол ему глаза.

Всего миг назад выпуклые рыбьи глаза были живыми, смышлеными и блестящими, теперь же они вытекли и ввалились вовнутрь.