Голодный ветер

В небе заворочались плотные тучи, что-то размашисто шаркнуло по крыше.

— Эх ты, чтоб тебя… — то ли донёсся, то ли почудился приглушённый возглас Самохи.

Дом заскрипел под напором внезапно налетевшего ветра. На крыше стонала вздыбленная кровля. Ощутимо запахло тухлятиной, как будто бы ветер растревожил в укромном углу разложившийся труп дохлой собаки. Борг не сразу обратил внимание на запах: в доме и без того хватало неприятных ароматов. Но отвратительная вонь всё плотнее набивалась в тесное пространство кухни, и он почувствовал, что к горлу подступает тошнота. Он закрыл тоненькую фанерную дверь; она не держалась, и он накинул крючок.

— Откуда такой гадостью несёт? Водохранилище далеко…

Сделалось зябко, неуютно и так темно, словно наступила ночь. Борг взглянул на часы. Половина первого. Ветер, не утихая, свистел за окном. Толстяк зажимал нос платком. Борг чиркнул спичкой и поджёг валяющуюся на столе скомканную газету. Она легко занялась, и пламя разогнало по углам тени.

— Не дай бог, задождит. Раскиснет дорога, что будем делать?

Они прислушивались к завыванию ветра. Самоха, очевидно, спрятался в машину, Борг слышал, как хлопнула дверца.

Газета догорела, кухня погрузилась во тьму. Толстяк вздыхал, вертел головой, потом наклонился к окну, но попал рукой во что-то мокрое и отшатнулся. Борг задумчиво наблюдал, как он пытается вытереть руку засаленной бумагой.

Ветер стих так же неожиданно, как начался. Но светлее не стало.

Они спустились вниз. Борг толкнул дверь ногой, петля не выдержала, и дверь упала на землю. Он перешагнул через неё и остановился. Вонь сдуло в сторону деревни, но приторный запах разложения ещё явственно ощущался в загустевшем воздухе. Вдалеке оседала поднятая ветром пыль. Она казалась белой на фоне тёмных клубящихся туч.

— А где мужичок-то наш? — спросил толстяк, заглянув в машину. — Здесь его нет.

Борг оглянулся. Вокруг было пусто и тихо. Тоскливое безмолвие, ненадолго потревоженное внезапным ветром, вновь нависло над хутором.

— Сбежал подлец. Не своровал чего?

Борг открыл дверцу:

— У меня нечего воровать.

Он повернулся к дому и крикнул:

— Самоха! Мы уезжаем! Эй, где ты есть?!

Его голос прозвучал сухо и невыразительно. Они подождали несколько минут. Самоха не отзывался.

— Куда он запропастился, чёрт возьми? Неужели на кладбище пошёл? — Борг нерешительно посмотрел на холм. — Понесло же его… Нашёл время. Пойти позвать его?

— Поехали, — скучно сказал толстяк. — Не маленький, сам доберётся. Деревня рядом.

— Я и не заплатил ещё ему, — сказал Борг.

— Вот и ладненько, — толстяк собрался садиться в машину. — За что ему платить? За то, что на машине прокатился? Невелика услуга.

— Нет. Пойду всё-таки позову. Зачем мужика обманывать.

И Борг пошёл вверх по склону, огибая дом слева, чтобы издали увидеть Самоху, если тот действительно был на кладбище. Толстяк, как привязанный, двинулся за ним.

Борг зашёл за угол, перешагнул через промоину и увидел Самоху. Тот сидел на земле под стеной, сидел, сжавшись в комок и уткнув голову в колени так, что над ними торчал только его облезлый собачий малахай.

— Да он надрался уже, — тоном знатока сказал толстяк, выглядывая из-за спины Борга. — И где они…

Он не договорил, поскольку увидел нечто такое, отчего моментально забыл всё, что хотел сказать. Беззвучно открывая рот, он показывал рукой вниз, смотри, мол, смотри!

Борг заглянул сбоку, и его обдало жаром. Из растрёпанного рукава вместо кисти торчало ободранное, сочащееся кровью, судорожно вцепившееся в землю. И ясно были различимы оголённые кости запястья.

Сквозь пульсирующий в висках шум Борг увидел и осознал вдруг пугающую неестественность позы, в которой скорчился Самоха. Он не сидел, он прятался, он вжимался в землю, в стену, в самого себя. Его плечи были темны от влаги, а по подвёрнутому голенищу сапога тягуче стекала кровь.

Медленно, словно во сне, Борг наклонился и стянул с его головы малахай, преодолев слабое липкое сопротивление. Толстяк по-бабьи ойкнул и попятился. Борг заторможено смотрел на ободранный до кости череп, на остатки мышц у его основания, на белые звенья шейных позвонков. С набухшего малахая редко капало на ботинок. Лица Самохи не было видно, и не хотелось даже думать, как оно теперь выглядит и есть ли оно вообще.

Борг разжал пальцы, малахай упал, и в нём обнаружились слипшиеся Самохины волосы. Борг посмотрел на свои пальцы. Он испытывал только озноб и недоумение.

— Вот тебе и Самоха, — сказал он чужим голосом. — Чем же это его так? За что? Может быть, это не он, а?

— Ты на левую руку посмотри. На левую, — еле слышно подсказал толстяк, не нашедший в себе мужества убежать подальше от страшной находки.

На левой руке мертвеца не хватало двух пальцев.