Добавить в моё избранное
39 мин, 48 сек 17655
Сев на пол, поставила медвежонка и, качая его из стороны в сторону и завывая: «Я медведь-оборотень, я иду грызть твою нежную шею… у-у-у-у-у-у!», она направила оборотня на куклу. Та «закричала», медведь настиг ее, повалил и начал «терзать».
Хоррор смотрел за игрой с таким умилением, что из его глаза, может впервые за сорок лет, выкатилась слеза. Почему он раньше не думал о детях — это же такое счастье…
«Убив» куклу, медвежонок еще потоптался в поисках жертвы, но никого не нашел. Джейн откинула игрушки и осторожно спросила:
— Дядя Хоррор, а можно я померю «запрещенную» одежду Мишель?
Он одобрительно кивнул, и радостная девочка пулей полетела потрошить гардероб сестры… Она открыла створки и восхищенно ахнула — ее мечта сбывается. «Как кстати Мишель заболела», — пронеслось в детской головке, и никакие сожаления о сказанном не полетели вслед…
Хоррор удобно устроился у камина, изредка поглядывая на лестницу — девочки не было уже больше часа. Он страстно жаждал начать, но… боялся. Он боялся, что подслушанный на кладбище разговор об эксперименте окажется полной глупостью. Он боялся, что Мишель откажется или не справится. Он боялся, что если она и сделает это, то не справится он. … И тогда кто поможет ему, и этому городу, и Америке… Но у него больше не было времени — завтра дом опять наполнится щебетанием, причитаниями, праздной болтовней и людьми… Конечно, можно всех убить… «Но что-то я стал сентиментален за последние дни», — подумал он и обернулся на шорох на лестнице…
По мрамору ступенек, накрытых кроваво-красным ковром, величественно ступала маленькая Джейн, его Джейн! Она изящно приподнимала полы черного платья руками, затянутыми в длинные черные кружевные перчатки, с десятью сверкающими на них витиеватыми огромными серебряными кольцами и браслетами. Приподнятое платье обнажало ее ножки, втиснутые в необыкновенно высокие, зашнурованные по всей ноге сапоги на огромной платформе. Ее детское тельце было затянуто в черный со шнуровкой корсет, над которым в бесконечных необыкновенно женственных кружевах терялись украшения. Шипованный ошейник обнимал тонкую динную шею, освобожденную от спадающих волос, забранных теперь в высокую прическу…
Она была прекрасна, этот маленький черный ангел, летящий на него из нижнего мира. Он, перестав дышать, ждал, что вот-вот за ее спиной раскроются нежные из черного кружева крылья… Да, это была ЕГО Джейн…
Девочка, поймав его восхищенный взгляд, остановилась и, наклонив головку, произнесла:
— Я хочу поиграть во что-нибудь новенькое!
— Как прикажешь, мой ангел, — смиренно преклонил перед ней колено некромант. И этот жест окончательно покорил сердце маленькой девочки…
— Ты хочешь управлять армией мертвых, повинующихся каждому твоему слову? — начал он осторожно и, увидев разгорающиеся в ее глазах огни, добавил, — настоящей армией!
Джейн широко открыла рот, и из ее груди вырвался воздух, еле угадываемо собравшийся в завороженное «да».
— Я дам тебе эту армию, клянусь! Но ты должна мне помочь…
Они поднялись в комнату, где все еще бродила в аду сновидений брошенная Дэвидом Мишель. Она сидела среди дотлевающего бумажного мира и, рыдая, отдирала от рук намертво сросшиеся с кожей перчатки. От пространства ее сна оставался ничтожный клочок бумаги, на котором она еле умещалась, а вокруг была бездна. Мишель проклинала себя и Дэвида за глупую идею, навсегда оставившую ее здесь, и никак не могла понять, почему получилось так… не мог же ее жених обречь на такие мучения…
Она рыдала и пыталась содрать перчатки пусть даже с кожей…
Мишель уже не знала, сон ли это или затекшая в нее то ли под действием раствора, то ли от ее игр со сновидениями истинная реальность, но реальность иного бытия. Она не могла управлять этим адом и не могла проснуться — что-то изменилось…
Девушка закричала от боли, когда приваренная от жара кожа перчаток потянула за собой ее кожу… Мишель проклинала себя за любовь к смерти… Идиоты! Как оны были глупы! Почему они представляли смерть красивым ангелом небытия, облаченным в черное,… почему они думали, что смерть приходит принести облегчение и покой, и что они покинут этот мир молодыми и красивыми и обязательно под чарующее пение ангелов, летя к звездному свету, где их ждут… Нет… Вот она смерть — жуткая, мучительная и пахнущая гарью сожженных небес…
Она потянула дальше за отворот перчатки, и только нечеловеческое усилие воли спасло ее от обморока. Мишель сжала зубы… Она должна увидеть ладони — это последняя надежда… Но надо действовать быстрей, пока пространство не стало трансформироваться… Она то и дело в ужасе поднимала глаза к горизонту — нет ничего не менялось… надо быстрее, пока не началось…
Джейн, довольная и раскрасневшаяся, изредка стирая со лба кружевной перчаткой капельки пота, помогала Хоррору носить в комнату колотый лед, воду, землю и все, что бы он ни попросил.
Хоррор смотрел за игрой с таким умилением, что из его глаза, может впервые за сорок лет, выкатилась слеза. Почему он раньше не думал о детях — это же такое счастье…
«Убив» куклу, медвежонок еще потоптался в поисках жертвы, но никого не нашел. Джейн откинула игрушки и осторожно спросила:
— Дядя Хоррор, а можно я померю «запрещенную» одежду Мишель?
Он одобрительно кивнул, и радостная девочка пулей полетела потрошить гардероб сестры… Она открыла створки и восхищенно ахнула — ее мечта сбывается. «Как кстати Мишель заболела», — пронеслось в детской головке, и никакие сожаления о сказанном не полетели вслед…
Хоррор удобно устроился у камина, изредка поглядывая на лестницу — девочки не было уже больше часа. Он страстно жаждал начать, но… боялся. Он боялся, что подслушанный на кладбище разговор об эксперименте окажется полной глупостью. Он боялся, что Мишель откажется или не справится. Он боялся, что если она и сделает это, то не справится он. … И тогда кто поможет ему, и этому городу, и Америке… Но у него больше не было времени — завтра дом опять наполнится щебетанием, причитаниями, праздной болтовней и людьми… Конечно, можно всех убить… «Но что-то я стал сентиментален за последние дни», — подумал он и обернулся на шорох на лестнице…
По мрамору ступенек, накрытых кроваво-красным ковром, величественно ступала маленькая Джейн, его Джейн! Она изящно приподнимала полы черного платья руками, затянутыми в длинные черные кружевные перчатки, с десятью сверкающими на них витиеватыми огромными серебряными кольцами и браслетами. Приподнятое платье обнажало ее ножки, втиснутые в необыкновенно высокие, зашнурованные по всей ноге сапоги на огромной платформе. Ее детское тельце было затянуто в черный со шнуровкой корсет, над которым в бесконечных необыкновенно женственных кружевах терялись украшения. Шипованный ошейник обнимал тонкую динную шею, освобожденную от спадающих волос, забранных теперь в высокую прическу…
Она была прекрасна, этот маленький черный ангел, летящий на него из нижнего мира. Он, перестав дышать, ждал, что вот-вот за ее спиной раскроются нежные из черного кружева крылья… Да, это была ЕГО Джейн…
Девочка, поймав его восхищенный взгляд, остановилась и, наклонив головку, произнесла:
— Я хочу поиграть во что-нибудь новенькое!
— Как прикажешь, мой ангел, — смиренно преклонил перед ней колено некромант. И этот жест окончательно покорил сердце маленькой девочки…
— Ты хочешь управлять армией мертвых, повинующихся каждому твоему слову? — начал он осторожно и, увидев разгорающиеся в ее глазах огни, добавил, — настоящей армией!
Джейн широко открыла рот, и из ее груди вырвался воздух, еле угадываемо собравшийся в завороженное «да».
— Я дам тебе эту армию, клянусь! Но ты должна мне помочь…
Они поднялись в комнату, где все еще бродила в аду сновидений брошенная Дэвидом Мишель. Она сидела среди дотлевающего бумажного мира и, рыдая, отдирала от рук намертво сросшиеся с кожей перчатки. От пространства ее сна оставался ничтожный клочок бумаги, на котором она еле умещалась, а вокруг была бездна. Мишель проклинала себя и Дэвида за глупую идею, навсегда оставившую ее здесь, и никак не могла понять, почему получилось так… не мог же ее жених обречь на такие мучения…
Она рыдала и пыталась содрать перчатки пусть даже с кожей…
Мишель уже не знала, сон ли это или затекшая в нее то ли под действием раствора, то ли от ее игр со сновидениями истинная реальность, но реальность иного бытия. Она не могла управлять этим адом и не могла проснуться — что-то изменилось…
Девушка закричала от боли, когда приваренная от жара кожа перчаток потянула за собой ее кожу… Мишель проклинала себя за любовь к смерти… Идиоты! Как оны были глупы! Почему они представляли смерть красивым ангелом небытия, облаченным в черное,… почему они думали, что смерть приходит принести облегчение и покой, и что они покинут этот мир молодыми и красивыми и обязательно под чарующее пение ангелов, летя к звездному свету, где их ждут… Нет… Вот она смерть — жуткая, мучительная и пахнущая гарью сожженных небес…
Она потянула дальше за отворот перчатки, и только нечеловеческое усилие воли спасло ее от обморока. Мишель сжала зубы… Она должна увидеть ладони — это последняя надежда… Но надо действовать быстрей, пока пространство не стало трансформироваться… Она то и дело в ужасе поднимала глаза к горизонту — нет ничего не менялось… надо быстрее, пока не началось…
Джейн, довольная и раскрасневшаяся, изредка стирая со лба кружевной перчаткой капельки пота, помогала Хоррору носить в комнату колотый лед, воду, землю и все, что бы он ни попросил.
Страница
8 из 12
8 из 12
