41 мин, 59 сек 16933
Но пальцы намертво вцепились в багажник и всё ещё не позволяли машине бултыхнуться в воду.
Ночь уже превратилось в раннее утро. Чернота сменилась на серость, солнце должно было вот-вот взойти.
— Эй! — на плечо легла заскорузлая широкая ладонь. — Отпускай их, парень. Всё уже, уже можно. Я зацепил, всё.
Петруха с непониманием и даже ужасом смотрел на огромного мужика, который стоял рядом. Мужик был в спортивных штанах и футболке, на ногах — гигантские кирзачи.
— Что, болезный, идти не можешь? Ох ты ж нескладуха, — Петруха почувствовал, что его подхватили подмышки, подняли как маленького ребёнка и оттащили в сторону. Кинулся был назад, да ноги не держали, а потом и не нужно уже было. Он заметил трос, который соединял Daewoo с видавшим виды «Петушком». Трактор пыхтел, бормотал что-то, как и его хозяин, который присел рядом со строителем. Коровы, кстати, не наблюдалось. А пока Петруха скрежетал зубами, перетерпливая боль в сведённых колом руках, мужик говорил, говорил.
— … Ото утречком едем с жонкой, в Полабино едем, на рынок, значить, яйца везём на продажу, да. Куриные. Ото едем, а глядь — стоит кто-то на мосту и чуть не падаеть. Подъезжаем ближе — а тут такой анекдот, понимаешь. Голый мужик, да ещё и в… грязный такой, а держит, ты гляди, говорю жене. Я тебя спрашиваю, а ты только нахрен посылашь и в сад какой-то. Ну, я тебе скажу, анекдот! Я за трос быстренько, жонку в село послал — тут недалеко, десять километров всего-то — хай со стационарного позвонит. Ну, больничку вызовет, эмчээсовцев, ну, которых там надо. А сам, понимаешь, вот трос прицепил. Ты погодь, вытащу сейчас. Погодь, вот, срам свой прикрой, — мужик положил на колени Петрухи какую-то промасленную тряпку, а сам неспешно пошёл к своему трактору.
«Петушок» взрыкнул, выпустил струю густого чёрного дыма из выхлопной трубы — и плавно (тракторист был явно профи своего дела), не спеша, чтобы трос не сорвало, потащил машину на мост. Словно в замедленной съёмке, словно в счастливом сне Петруха смотрел, как Daewoo проскрежетала днищем по краю парапета, как передние колёса коснулись моста… чуть посопротивлялись — и дали затянуть наверх. Тракторист протащил машину ещё с полметра, и остановился. Рыкнув, заглох двигатель. Эхо быстро разметало по окрестностям.
Из-за горизонта показалось солнце.
«Но почему они молчат? — прорывалось сквозь вату и гудение в ушах у Петрухи. — Они что… не дождались? Они»…
Строитель поднялся на ноги и, пошатываясь, сделал первый шаг к Daewoo, второй. Он смотрел на Коляна. На его голову, уроненную на грудь. Подушка безопасности сморщенным мешком висела на руле и не мешала пристроить голову так, как хочется самому.
«Он дышит, нет? Да! Жив!»
Просто в забытьи. Вот голова вновь чуть поднялась… и опустилась. Вдох — выдох. Наверное, нервное напряжение и боль вконец измотали мужика — он и провалился в глубочайший сон, вырвать из которого не смогли ни рёв трактора, ни тряска машины. Наверное, только МЧС и смогут вывести его из нервного адреналинового шока, или что там у него.
«А Оля? Жива?»
Словно его мысли услышали: что-то зашуршало, заскрипело… и раздался стон. Девичий стон. Ну, ясно, затекло всё, всё болит. Вот от боли…
Вдруг до Петрухи дошло, КАК он выглядит, ибо он увидел свои ноги. Стыд, невероятный стыд чуть ли не физически ударил под дых. В момент строитель понял, как он выглядит со стороны. И ему стало не то чтобы стыдно — а даже страшно. Страшно, что вот таким его увидят, таким запомнят, такого куда-то повезут давать какие-то объяснения. Нет, нет, и ещё раз нет!
Руки его ещё не прошли, но пальцы чуть-чуть, а уже двигались. Со стоном стыда и какого-то малопонятного отчаянного страха Петруха как можно быстрее подхватил свои штаны, кроссовки, колобком скатился под мост, быстро отыскал пожитки (эх, сгинул улов!) — и бегом, бегом помчал прочь вдоль реки, пока несут ноги, но прочь, прочь! Не обращая внимания на недоумённые крики тракториста. Думая лишь о том, что дело сделано, гештальт закрыт, он там не нужен, совсем не нужен, такой тем более — не нужен! Прочь!
И успокоился лишь тогда, когда мост исчез из вида.
Кажется, он слышал, как воют сирены спешащих на помощь людей.
На этом можно было бы и закончить эту трагическую и в чём-то совсем даже нелепую историю. Ну не рассказывать же вам, как Петруха весь день пытался отстираться, но у него не получалось истребить запах. Как он выменял наловленную вновь рыбу на право сесть в автобус до города и как его вышвырнули на полпути, ибо от него несло бомжатней. Как он оставшиеся сорок километров прошагал пешком.
Всё это на самом деле уже никому не интересно.
Однако спустя две недели после произошедших событий уже нашедший работу Петруха вечером смотрел телевизор. Местные новости. И вдруг пошёл сюжет «о невероятном спасении», рассказываемый корреспондентом от лица главных героев.
Ночь уже превратилось в раннее утро. Чернота сменилась на серость, солнце должно было вот-вот взойти.
— Эй! — на плечо легла заскорузлая широкая ладонь. — Отпускай их, парень. Всё уже, уже можно. Я зацепил, всё.
Петруха с непониманием и даже ужасом смотрел на огромного мужика, который стоял рядом. Мужик был в спортивных штанах и футболке, на ногах — гигантские кирзачи.
— Что, болезный, идти не можешь? Ох ты ж нескладуха, — Петруха почувствовал, что его подхватили подмышки, подняли как маленького ребёнка и оттащили в сторону. Кинулся был назад, да ноги не держали, а потом и не нужно уже было. Он заметил трос, который соединял Daewoo с видавшим виды «Петушком». Трактор пыхтел, бормотал что-то, как и его хозяин, который присел рядом со строителем. Коровы, кстати, не наблюдалось. А пока Петруха скрежетал зубами, перетерпливая боль в сведённых колом руках, мужик говорил, говорил.
— … Ото утречком едем с жонкой, в Полабино едем, на рынок, значить, яйца везём на продажу, да. Куриные. Ото едем, а глядь — стоит кто-то на мосту и чуть не падаеть. Подъезжаем ближе — а тут такой анекдот, понимаешь. Голый мужик, да ещё и в… грязный такой, а держит, ты гляди, говорю жене. Я тебя спрашиваю, а ты только нахрен посылашь и в сад какой-то. Ну, я тебе скажу, анекдот! Я за трос быстренько, жонку в село послал — тут недалеко, десять километров всего-то — хай со стационарного позвонит. Ну, больничку вызовет, эмчээсовцев, ну, которых там надо. А сам, понимаешь, вот трос прицепил. Ты погодь, вытащу сейчас. Погодь, вот, срам свой прикрой, — мужик положил на колени Петрухи какую-то промасленную тряпку, а сам неспешно пошёл к своему трактору.
«Петушок» взрыкнул, выпустил струю густого чёрного дыма из выхлопной трубы — и плавно (тракторист был явно профи своего дела), не спеша, чтобы трос не сорвало, потащил машину на мост. Словно в замедленной съёмке, словно в счастливом сне Петруха смотрел, как Daewoo проскрежетала днищем по краю парапета, как передние колёса коснулись моста… чуть посопротивлялись — и дали затянуть наверх. Тракторист протащил машину ещё с полметра, и остановился. Рыкнув, заглох двигатель. Эхо быстро разметало по окрестностям.
Из-за горизонта показалось солнце.
«Но почему они молчат? — прорывалось сквозь вату и гудение в ушах у Петрухи. — Они что… не дождались? Они»…
Строитель поднялся на ноги и, пошатываясь, сделал первый шаг к Daewoo, второй. Он смотрел на Коляна. На его голову, уроненную на грудь. Подушка безопасности сморщенным мешком висела на руле и не мешала пристроить голову так, как хочется самому.
«Он дышит, нет? Да! Жив!»
Просто в забытьи. Вот голова вновь чуть поднялась… и опустилась. Вдох — выдох. Наверное, нервное напряжение и боль вконец измотали мужика — он и провалился в глубочайший сон, вырвать из которого не смогли ни рёв трактора, ни тряска машины. Наверное, только МЧС и смогут вывести его из нервного адреналинового шока, или что там у него.
«А Оля? Жива?»
Словно его мысли услышали: что-то зашуршало, заскрипело… и раздался стон. Девичий стон. Ну, ясно, затекло всё, всё болит. Вот от боли…
Вдруг до Петрухи дошло, КАК он выглядит, ибо он увидел свои ноги. Стыд, невероятный стыд чуть ли не физически ударил под дых. В момент строитель понял, как он выглядит со стороны. И ему стало не то чтобы стыдно — а даже страшно. Страшно, что вот таким его увидят, таким запомнят, такого куда-то повезут давать какие-то объяснения. Нет, нет, и ещё раз нет!
Руки его ещё не прошли, но пальцы чуть-чуть, а уже двигались. Со стоном стыда и какого-то малопонятного отчаянного страха Петруха как можно быстрее подхватил свои штаны, кроссовки, колобком скатился под мост, быстро отыскал пожитки (эх, сгинул улов!) — и бегом, бегом помчал прочь вдоль реки, пока несут ноги, но прочь, прочь! Не обращая внимания на недоумённые крики тракториста. Думая лишь о том, что дело сделано, гештальт закрыт, он там не нужен, совсем не нужен, такой тем более — не нужен! Прочь!
И успокоился лишь тогда, когда мост исчез из вида.
Кажется, он слышал, как воют сирены спешащих на помощь людей.
На этом можно было бы и закончить эту трагическую и в чём-то совсем даже нелепую историю. Ну не рассказывать же вам, как Петруха весь день пытался отстираться, но у него не получалось истребить запах. Как он выменял наловленную вновь рыбу на право сесть в автобус до города и как его вышвырнули на полпути, ибо от него несло бомжатней. Как он оставшиеся сорок километров прошагал пешком.
Всё это на самом деле уже никому не интересно.
Однако спустя две недели после произошедших событий уже нашедший работу Петруха вечером смотрел телевизор. Местные новости. И вдруг пошёл сюжет «о невероятном спасении», рассказываемый корреспондентом от лица главных героев.
Страница
11 из 12
11 из 12