Бедная Лиза

— Коричневый — цвет маскировки и страха, красный же — опасности и власти. Подобное притягивается подобным, — по-прежнему серьёзно сообщила цыганка. — В нашем мире этого почти не различишь, но там, откуда они приходят…

Лиза слушала вполуха, с твёрдым намерением сейчас же собрать вещи и, как только приедет Слава, немедленно убраться отсюда.

Они возвращались тем же путем.

— Просто открой и жди, — твердила цыганка.

— Зачем вы мне это говорите?

— Да, зачем я это говорю? Может, всё ещё обойдется.

— Что обойдется? — каждый раз Лизе казалось, что она никак не может ухватить нить разговора.

— Ты выглядишь очень наивной, и это меня тревожит.

Девушка начала злиться:

— О чем вообще речь?

— Ни одно гадание не дает верного решения. Потому что его нет. Можно получить направление, но определенность — никогда. Но и без карт советую тебе поскорее разобраться со своим семейным положением и не задавать никаких лишних вопросов. И, в случае чего, красное — обязательно, оно должно тебе как-то помочь.

Девушка хотела ответить, но тут в черных глазах цыганки промелькнул страх и, резко обернувшись, позади себя Лиза увидела Влада. Слышал ли он их разговор, не ясно. Она даже не знала, что в этих словах дурного, но испугалась не меньше цыганки.

Влад, выдвинув вперед тяжелую челюсть, молча, исподлобья разглядывал Лизу. Его взгляд, прямой и вызывающий, чрезвычайно смутил Лизу.

— Я готов ехать, — сказал он цыганке, не поворачивая головы.

— Да, да, конечно, — засуетилась та, — Мне только сумку из дома взять.

Она исчезла, а Влад так и не сдвинулся с места. Его массивная фигура угрожающе возвышалась над Лизой, точно вот-вот он раздавит её своей огроменной лапой, наступит и разотрет в пыль.

— Ты что, болеешь? — спросил он неожиданно.

— Нет, — прошептала Лиза едва слышно.

— Бледная какая-то.

— Не успела накраситься, — почему-то она оправдывалась.

— Не нужно больше краситься. Так лучше.

Даже появлению неуклюже переваливающегося Пашука Лиза обрадовалась.

— Чё стоим? — прошепелявил он, грубо пихая Влада в плечо. — Займись делом.

— Скажите, пожалуйста, когда вернется Слава?

Пашук посмотрел на Лизу так, точно заметил только сейчас и, усмехнувшись беззубым ртом, передразнил:

— Слааава, Слааава. Первый раз о таком слышу. Что за фрукт?

— Куда он поехал?

Пашук с издевкой подмигнул Владу:

— О ком это она?

— Ну, уж точно не про меня, — отозвался тот, довольно скалясь.

Из дома вышла цыганка со своими пожитками, и, издалека помахав всем рукой, забралась в кабину белого проржавевшего грузовичка, припаркованного возле гаража.

Влад лениво потянулся, отчего короткий свитер задрался, оголяя круглый волосатый живот. С удовольствием пошкрябав по нему ногтями и широко зевнув во весь рот, он сообщил, что вернется к обеду, и наконец ушел.

А Пашук, ещё раз смерив Лизу оценивающим взглядом маленьких бегающих глазок, вдруг щёлкнул корявым пальцем здоровой руки ей по носу:

— Чё разнюнилась? Всё путём.

От такого обращения девушку передёрнуло. Эти мужчины были ей противны до омерзения. Останься Слава в родительском доме, как говорил Пашук «в семье», то наверняка бы тоже стал таким: неопрятным, вонючим и животнообразным.

Лиза просто ушла в дом. Там оказалось тихо и пусто, но по-прежнему неприятно. Скрипучие полы, истертые до серости ковровые дорожки, линялые занавески, мягкая мебель из потрескавшегося кожзама, бог знает кем исцарапанные двери, деревянные ступени лестницы все в жирных пятнах, и повсюду этот невыносимый запах: навоза, пива, пота и страха.

Но тут до её слуха донеслись странные звуки. На первом этаже, в ближайшей к лестнице комнате, что-то монотонно и требовательно постукивало. Время от времени стук становился то очень громким, то почти неслышным. Лиза приложила ухо к двери. И различила тяжелые и прерывистые вздохи. Скорей всего, то была Настёна, но Лиза всё равно стояла и слушала, как загипнотизированная. Было в этих звуках нечто завораживающее, какое-то магнетическое притяжение ненормальности. Она надавила на дверь чуть сильнее, и та бесшумно растворилась.

В тускло освещенном пространстве возле окна сидела девушка в инвалидной коляске и стучала маленькой безвольной ладошкой по деревянному столу. Голова её была склонена, а худенькое тело в махровом халате покачивалось ровно в такт каждому удару. Настёна не заметила, как вошла Лиза и снова глубоко вздохнула, будто собиралась запеть. От её ушей тянулись черные проводки наушников, она слушала музыку. Эта спальня дышала свежестью накрахмаленных простыней — удивительный контраст со всем остальным домом. На стенах нежно-голубые обои в синий цветок, у самого входа большое трюмо с косметикой, расческами, шкатулками и фотографиями в рамочках.