37 мин, 34 сек 12418
Ну и пес с ним. Пройду.
Раскрылись автоматические двери, и Дима с Лёшей вкатили койку, на которой мирно спала Рита. Слабая плоть в мире торжествующего Хаоса. Черные прожилки по-прежнему расчерчивали красивое лицо, но она дышала. И етун меня раздери, если я дам ей умереть!Я выключил ИПК. Встал. Провёл пальцами по Ритиной щеке. — Удачи вам. — Григорий Натанович протянул руку. — И знаете что, Никольский? Мы сделаем для вашей подруги все возможное.
Я устало улыбнулся.
— Спасибо.
И пожал пятерню ученого.
Дверь за странным чужаком закрылась. Жора повернулся к профессору. — Григорий Натаныч, зачем вы пообещали возиться с его подругой? И так понятно, что она нежилец. Интенсивность Волны была 64 процента по Швеллербергу!— Это тебе очевидно и мне, но не ему. Ты глаза его видел? Мало того, что с вертикальными зрачками, так еще и бешеные. Он ради нее на все пойдет. Мне пообещать нетрудно, а этот, чтобы отблагодарить нас, в любую задницу теперь полезет — и не пикнет. Учись, студент. — А с ней что делать?Ученый протер полой халата очки, поглядел сквозь линзу на свет. — В изолятор, а там поглядим.
За порогом лаборатории меня встретила вьюга. Я поежился и натянул поглубже капюшон. Снежинки белыми кометами проносились мимо, кололи лицо. Поправив за плечом ружье, сверился с ИПК и пошел на северо-восток. Сколько я пробыл в лаборатории? От силы час, а намело сугробы почти по колено. Очень скоро руки занемели, пришлось лезть в «сидор» за флягой. Глоток огненной воды жаром разошелся по телу. Я плеснул немного на руки, растер. Вроде полегчало. Согласно метке на карте, до убежища товарища Берензона чуть больше двух километров. Еще раз приложился к фляге и отправился в путь… Дорог здесь нет — есть только направления. Впереди простиралась заснеженная степь, в снежной пелене темными пятнами угадывались деревья. Слева протянулась ледяная арена водохранилища с почти занесенной снегом бытовкой обслуги. Надо согреться, иначе точно не дойду. Двери в бытовке отсутствовали напрочь, через выбитое окно внутри надуло небольшой сугроб. От дыхания валил пар, но пронизывающий ветер не беспокоил, и это было здОрово. Во второй комнате нашелся стол с уцелевшими лавками, старые фанерные шкафчики. Я окинул доставшееся богатство хозяйским взглядом и потянул из-за пояса топорик… Под задницей лавка, на полу весело потрескивает костер. Ладони обжигает жаром, но после стужи за стеной — просто блаженство. На усах начал оттаивать иней. В закопченном котелке таял снег. Чаёк сейчас будет в самый раз. Потрескавшиеся губы растянулись в улыбке — живем… Входную дверь я закрыл фанерным шкафом — не ахти какая защита, однако лучше, чем ничего.
Только я сомлел в тепле, как шкафчик с треском отлетел к стене и в бытовку вошла громадная мохнатая фигура. Етун явился вместе с метелью. Дохнуло стужей. Маленькие глубоко посаженные глазки под массивными надбровными дугами уставились на меня. Из черных вывернутых ноздрей с храпом вырывалось тяжелое дыхание. Етун почти доставал головой до потолка. Рука зашарила в поисках ружья. Черт! Где оно?! Да вот же, стоит у стены, как раз возле мутанта. Сам туда поставил, идиот… А уже в следующее мгновение етун атаковал. Эти двести с лишним килограмм живого веса могут перемещаться внезапно и неуловимо. Солнечный зайчик, ёлки! Мелькнуло перед глазами размазанное от скорости пятно, и тяжеленный удар в грудь швырнул меня через всю комнату. Я впечатался в стену. Рухнул на бетонный пол, схватился за грудь, судорожно глотая воздух. Етун, рассматривая меня, приближался неспешно. Наконец удалось вздохнуть, я положил руку на поваленную лавку. Зверь пер как танк — такой же тяжелый и несокрушимый. Несокрушимый? Сейчас увидим. Увесистая лавка с шумом описала дугу, смачно вдарив зверю по колену. Тот повалился мохнатым кулем. Я перескочил монстра и метнулся к ружью. В спину тут же прилетел обломок лавки, и я кубарем полетел прямо в костер. Сзади раздался торжествующий рев. Твердая, словно отлитая из чугуна лапа сгребла за плечо. Я схватил котелок и плеснул кипятком в злобно сощуренные зенки. От болезненного вопля заложило уши. Я саданул етуну коленом в пах. Лапа разжалась, я упал. Отполз к ружью. Отполированное тысячами прикосновений ложе надежно легло в ладонь, будто друг руку пожал. Я дал залп из обоих стволов прямо в лохматую оскаленную морду. Брызнули осколки черепа с ошметками мозгов, ближайшую стену «украсило» кровавыми пятнами. Зверь рухнул, пачкая пол багрово-красным. — А нехрен было на царя природы замахиваться, йети гребаный!Я собрал вещи и вышел в метель. Попил, блин, чайку… Убежище Берензона вынырнуло из снежного потока, когда метель поутихла. Бетонная полусфера без окон напоминала гигантский пузырь. На сером фоне отчетливо выступал прямоугольник двери. Солидная такая дверь, стальная, с массивными шляпками заклепок. Я вдавил кнопку связи, «торчащую» из квадратного устройства на стене. Почти как наши домофоны.
Раскрылись автоматические двери, и Дима с Лёшей вкатили койку, на которой мирно спала Рита. Слабая плоть в мире торжествующего Хаоса. Черные прожилки по-прежнему расчерчивали красивое лицо, но она дышала. И етун меня раздери, если я дам ей умереть!Я выключил ИПК. Встал. Провёл пальцами по Ритиной щеке. — Удачи вам. — Григорий Натанович протянул руку. — И знаете что, Никольский? Мы сделаем для вашей подруги все возможное.
Я устало улыбнулся.
— Спасибо.
И пожал пятерню ученого.
Дверь за странным чужаком закрылась. Жора повернулся к профессору. — Григорий Натаныч, зачем вы пообещали возиться с его подругой? И так понятно, что она нежилец. Интенсивность Волны была 64 процента по Швеллербергу!— Это тебе очевидно и мне, но не ему. Ты глаза его видел? Мало того, что с вертикальными зрачками, так еще и бешеные. Он ради нее на все пойдет. Мне пообещать нетрудно, а этот, чтобы отблагодарить нас, в любую задницу теперь полезет — и не пикнет. Учись, студент. — А с ней что делать?Ученый протер полой халата очки, поглядел сквозь линзу на свет. — В изолятор, а там поглядим.
За порогом лаборатории меня встретила вьюга. Я поежился и натянул поглубже капюшон. Снежинки белыми кометами проносились мимо, кололи лицо. Поправив за плечом ружье, сверился с ИПК и пошел на северо-восток. Сколько я пробыл в лаборатории? От силы час, а намело сугробы почти по колено. Очень скоро руки занемели, пришлось лезть в «сидор» за флягой. Глоток огненной воды жаром разошелся по телу. Я плеснул немного на руки, растер. Вроде полегчало. Согласно метке на карте, до убежища товарища Берензона чуть больше двух километров. Еще раз приложился к фляге и отправился в путь… Дорог здесь нет — есть только направления. Впереди простиралась заснеженная степь, в снежной пелене темными пятнами угадывались деревья. Слева протянулась ледяная арена водохранилища с почти занесенной снегом бытовкой обслуги. Надо согреться, иначе точно не дойду. Двери в бытовке отсутствовали напрочь, через выбитое окно внутри надуло небольшой сугроб. От дыхания валил пар, но пронизывающий ветер не беспокоил, и это было здОрово. Во второй комнате нашелся стол с уцелевшими лавками, старые фанерные шкафчики. Я окинул доставшееся богатство хозяйским взглядом и потянул из-за пояса топорик… Под задницей лавка, на полу весело потрескивает костер. Ладони обжигает жаром, но после стужи за стеной — просто блаженство. На усах начал оттаивать иней. В закопченном котелке таял снег. Чаёк сейчас будет в самый раз. Потрескавшиеся губы растянулись в улыбке — живем… Входную дверь я закрыл фанерным шкафом — не ахти какая защита, однако лучше, чем ничего.
Только я сомлел в тепле, как шкафчик с треском отлетел к стене и в бытовку вошла громадная мохнатая фигура. Етун явился вместе с метелью. Дохнуло стужей. Маленькие глубоко посаженные глазки под массивными надбровными дугами уставились на меня. Из черных вывернутых ноздрей с храпом вырывалось тяжелое дыхание. Етун почти доставал головой до потолка. Рука зашарила в поисках ружья. Черт! Где оно?! Да вот же, стоит у стены, как раз возле мутанта. Сам туда поставил, идиот… А уже в следующее мгновение етун атаковал. Эти двести с лишним килограмм живого веса могут перемещаться внезапно и неуловимо. Солнечный зайчик, ёлки! Мелькнуло перед глазами размазанное от скорости пятно, и тяжеленный удар в грудь швырнул меня через всю комнату. Я впечатался в стену. Рухнул на бетонный пол, схватился за грудь, судорожно глотая воздух. Етун, рассматривая меня, приближался неспешно. Наконец удалось вздохнуть, я положил руку на поваленную лавку. Зверь пер как танк — такой же тяжелый и несокрушимый. Несокрушимый? Сейчас увидим. Увесистая лавка с шумом описала дугу, смачно вдарив зверю по колену. Тот повалился мохнатым кулем. Я перескочил монстра и метнулся к ружью. В спину тут же прилетел обломок лавки, и я кубарем полетел прямо в костер. Сзади раздался торжествующий рев. Твердая, словно отлитая из чугуна лапа сгребла за плечо. Я схватил котелок и плеснул кипятком в злобно сощуренные зенки. От болезненного вопля заложило уши. Я саданул етуну коленом в пах. Лапа разжалась, я упал. Отполз к ружью. Отполированное тысячами прикосновений ложе надежно легло в ладонь, будто друг руку пожал. Я дал залп из обоих стволов прямо в лохматую оскаленную морду. Брызнули осколки черепа с ошметками мозгов, ближайшую стену «украсило» кровавыми пятнами. Зверь рухнул, пачкая пол багрово-красным. — А нехрен было на царя природы замахиваться, йети гребаный!Я собрал вещи и вышел в метель. Попил, блин, чайку… Убежище Берензона вынырнуло из снежного потока, когда метель поутихла. Бетонная полусфера без окон напоминала гигантский пузырь. На сером фоне отчетливо выступал прямоугольник двери. Солидная такая дверь, стальная, с массивными шляпками заклепок. Я вдавил кнопку связи, «торчащую» из квадратного устройства на стене. Почти как наши домофоны.
Страница
9 из 11
9 из 11