Добавить в моё избранное
37 мин, 52 сек 9181
А уже тем паче — многим крепостным красавицам. Нет-нет, да и скажет кто Сымону из друзей-приятелей, да из знакомых крестьянок — не пара тебе Алёнка, некрасивая, неброская. Да и вслед Алёнке не раз то «уродина», то «ведьма» прошипят. На «ведьму» Алёнка не обращала внимания, а вот слова вроде «уродины» и «бабы-яги» ранили её глубоко в сердце, помимо воли заставляли глаза наполняться слезами и задумываться, а действительно ли любит её Сымон, действительно ли стоит им быть вместе. А ну как разлюбит после свадьбы — вон сколько в Ректе красивых девок. А в театре в имении у Старжевского — и того более. Не зря одну из них выкупил к себе соседский пан.
Сымон любил Алёнку и такой. Остальные же девушки казались ему скучными и неинтересными. Но он видел, как переживает его Алёнка, и сердце у него всегда сжималось от грусти и какого-то чувства несправедливости и обиды на судьбу.
— Не слушай никого — добрых людей всё равно больше. Через год сыграем свадьбу — мне сам пан Юзеф Старжевский обещал. А надо, так я и генерала Одинцова попрошу — знатную я ему охоту в том году устроил. Генерал давно к себе зовёт, но не хочет без моей на то воли. Говорит, если против воли меня купит, я плохо охотиться буду. А ему это не надо. Он меня с тобой запросто выкупит. Старжевскому деньги нужны — так что продаст, упираться не будет. А я тебя никому не отдам — дороже тебя у меня никого на свете нет. Так что утирай слёзы. О свадьбе, о радости надо думать.
— Ладно, больше не буду, — всхлипнула Алёнка и подала ему узелок с едой — на, возьми, в лесу пригодиться.
Кликнув Жука, Сымон зашагал к лесу. «И что за жизнь такая. Вот Анка — красавица, а по сердцу и по душе — как есть ведьма. Не завидую я тому, кто на ней женится. Мне прохода не даёт. Алёнку ненавидит. А того не понимает, что мало одной внешней красоты — надо и человеком быть, душу иметь. А Алёнка… Вот если бы был какой колдун, который мог бы Алёнку красавицей сделать, то-то было бы!», — размышлял ловчий, пробираясь по лесу.
Сымон, несмотря на свои думы, успевал зорко поглядывать по сторонам. Жук носился неподалёку, вспугивая редких птиц, но по всему было видать, что и он пока не нашёл никакой подходящей дичи. Берёзовая роща сменилась густым ельником, а дичи всё не было. Сымон бродил уже несколько часов и всё безрезультатно.
Незаметно подошёл вечер. Сымон присел под большой, раскидистой сосной, осторожно, чтобы не приклеиться невзначай смолой, прислонился к её стволу и устало взглянул вверх. Хвоя плавно колебалась на фоне пока ещё синего, но уже немного сумеречного неба. Подул свежий лёгкий ветерок. Он скользнул по спине, лицу и так же быстро улетел прочь, как и появился. Жук некоторое время побродил вокруг, но затем приблизился к хозяину, посмотрел на ловчего своими грустными, словно тоже огорчёнными неудачной охотой глазами и растянулся рядом, вытянув вперёд лапы. Пора было решать — возвращаться домой или заночевать в лесу. Сымон привык к лесным ночёвкам, да и зашёл он достаточно далеко, чтобы возвращаться — панский лес остался давно позади и теперь он бродил по лесу ничейному. Точнее — государственному, но конкретного хозяина здесь не было.
Не везло Сымону и на следующий день — лес как будто вымер. «Пора поворачивать назад», — решил ловчий. Жук уже давно проявлял признаки беспокойства и к обеду всё больше давал понять, что хозяину неплохо было бы его и покормить. «Так, пожалуй, и в Ректу от меня рванёт», — забеспокоился Сымон, тем более, что его пёс уже несколько раз возвращался в деревню, когда ловчий на несколько дней задерживался в лесу. Сымон его за это не винил — человек ещё может терпеть голод, а собаке невдомёк, зачем всё это, когда можно вернуться домой или же к Алёнке, которая непременно его покормит. Наконец Сымон решил возвращаться. В запасе у него было ещё двое суток, так что нужно было отдохнуть дома, а на пятницу-субботу вернуться в лес. Но на душе у ловчего было неспокойно — если он ничего сегодня не добудет, то настрелять необходимое количество дичи он к воскресенью точно не сможет. Бог бы с ними, с работами в поле в качестве наказания, так ведь Старжевский, рассердившись, может задержать его свадьбу с Алёнкой. А вот уж этого Сымон боялся больше всего.
Бежавший впереди ловчего Жук неожиданно остановился, втянул ноздрями воздух и, завыв каким-то замогильным голосом, попятился назад, поджав хвост. Сымон остановился и тут же вскинул ружьё — его пёс никогда не вёл себя так ни с медведем, ни с волком, ни с диким вепрем. Жук глухо рычал и пятился назад, пока не оказался за спиной у Сымона.
Ловчий хотел было подбодрить пса, но, подумав, что они, возможно, находятся с подветренной стороны, решил на всякий случай хранить тишину и лишь крепче сжал ружьё. Жук завыл и бросился назад. Сымон удивлённо обернулся, проводил пса взглядом, вновь посмотрел вперёд и оцепенел от страха.
Всего в паре метров от него на земле сидела огромная чёрная собака и внимательно смотрела на ловчего каким-то злым, пронзительным и совсем не собачьим взглядом.
Сымон любил Алёнку и такой. Остальные же девушки казались ему скучными и неинтересными. Но он видел, как переживает его Алёнка, и сердце у него всегда сжималось от грусти и какого-то чувства несправедливости и обиды на судьбу.
— Не слушай никого — добрых людей всё равно больше. Через год сыграем свадьбу — мне сам пан Юзеф Старжевский обещал. А надо, так я и генерала Одинцова попрошу — знатную я ему охоту в том году устроил. Генерал давно к себе зовёт, но не хочет без моей на то воли. Говорит, если против воли меня купит, я плохо охотиться буду. А ему это не надо. Он меня с тобой запросто выкупит. Старжевскому деньги нужны — так что продаст, упираться не будет. А я тебя никому не отдам — дороже тебя у меня никого на свете нет. Так что утирай слёзы. О свадьбе, о радости надо думать.
— Ладно, больше не буду, — всхлипнула Алёнка и подала ему узелок с едой — на, возьми, в лесу пригодиться.
Кликнув Жука, Сымон зашагал к лесу. «И что за жизнь такая. Вот Анка — красавица, а по сердцу и по душе — как есть ведьма. Не завидую я тому, кто на ней женится. Мне прохода не даёт. Алёнку ненавидит. А того не понимает, что мало одной внешней красоты — надо и человеком быть, душу иметь. А Алёнка… Вот если бы был какой колдун, который мог бы Алёнку красавицей сделать, то-то было бы!», — размышлял ловчий, пробираясь по лесу.
Сымон, несмотря на свои думы, успевал зорко поглядывать по сторонам. Жук носился неподалёку, вспугивая редких птиц, но по всему было видать, что и он пока не нашёл никакой подходящей дичи. Берёзовая роща сменилась густым ельником, а дичи всё не было. Сымон бродил уже несколько часов и всё безрезультатно.
Незаметно подошёл вечер. Сымон присел под большой, раскидистой сосной, осторожно, чтобы не приклеиться невзначай смолой, прислонился к её стволу и устало взглянул вверх. Хвоя плавно колебалась на фоне пока ещё синего, но уже немного сумеречного неба. Подул свежий лёгкий ветерок. Он скользнул по спине, лицу и так же быстро улетел прочь, как и появился. Жук некоторое время побродил вокруг, но затем приблизился к хозяину, посмотрел на ловчего своими грустными, словно тоже огорчёнными неудачной охотой глазами и растянулся рядом, вытянув вперёд лапы. Пора было решать — возвращаться домой или заночевать в лесу. Сымон привык к лесным ночёвкам, да и зашёл он достаточно далеко, чтобы возвращаться — панский лес остался давно позади и теперь он бродил по лесу ничейному. Точнее — государственному, но конкретного хозяина здесь не было.
Не везло Сымону и на следующий день — лес как будто вымер. «Пора поворачивать назад», — решил ловчий. Жук уже давно проявлял признаки беспокойства и к обеду всё больше давал понять, что хозяину неплохо было бы его и покормить. «Так, пожалуй, и в Ректу от меня рванёт», — забеспокоился Сымон, тем более, что его пёс уже несколько раз возвращался в деревню, когда ловчий на несколько дней задерживался в лесу. Сымон его за это не винил — человек ещё может терпеть голод, а собаке невдомёк, зачем всё это, когда можно вернуться домой или же к Алёнке, которая непременно его покормит. Наконец Сымон решил возвращаться. В запасе у него было ещё двое суток, так что нужно было отдохнуть дома, а на пятницу-субботу вернуться в лес. Но на душе у ловчего было неспокойно — если он ничего сегодня не добудет, то настрелять необходимое количество дичи он к воскресенью точно не сможет. Бог бы с ними, с работами в поле в качестве наказания, так ведь Старжевский, рассердившись, может задержать его свадьбу с Алёнкой. А вот уж этого Сымон боялся больше всего.
Бежавший впереди ловчего Жук неожиданно остановился, втянул ноздрями воздух и, завыв каким-то замогильным голосом, попятился назад, поджав хвост. Сымон остановился и тут же вскинул ружьё — его пёс никогда не вёл себя так ни с медведем, ни с волком, ни с диким вепрем. Жук глухо рычал и пятился назад, пока не оказался за спиной у Сымона.
Ловчий хотел было подбодрить пса, но, подумав, что они, возможно, находятся с подветренной стороны, решил на всякий случай хранить тишину и лишь крепче сжал ружьё. Жук завыл и бросился назад. Сымон удивлённо обернулся, проводил пса взглядом, вновь посмотрел вперёд и оцепенел от страха.
Всего в паре метров от него на земле сидела огромная чёрная собака и внимательно смотрела на ловчего каким-то злым, пронзительным и совсем не собачьим взглядом.
Страница
2 из 11
2 из 11
