Змеиный царь (из цикла «Пропойские исторнии»)

». Сымон повернул назад к хутору. Набрёл на тропинку, прошёл по ней несколько шагов вперёд и удивлённо замер — дорожка привела его всё к той же полянке, но хутора уже не было — перед ловчим раскинулась затерянная среди леса лужайка.

Сымон осмотрелся по сторонам. Он легко узнал ту берёзу, на которой сидел филин, но… Хутора не было. «Может, я снова попутал всё. Ведь был хутор, был где-то здесь. Хотя место вроде то самое», — ловчий взглянул на берёзу и вздрогнул — на той же ветке сидел всё тот же филин и смотрел на Сымона своими немигающими глазами.

— Свят! Свят! Свят! — троекратно перекрестился Сымон.

Филин гулко ухнул и, тяжело взмахнув крыльями, вновь скрылся в лесу.

Сымон бросился прочь от этого странного, заколдованного места.

Придя в себя, ловчий остановился и присел отдохнуть. Развязав мешок, он тут же проверил его содержимое — зеркальце было на месте. «Значит, не привиделось» — Сымон решил рассмотреть зеркальце повнимательнее. По краям, образуя овал, зеркальце обрамляла искусная резьба по дубу. Дубовая же изящная ручка была вырезана в форме древесного ствола, который обвивала фигурка ужа с короной. «Змеиный царь», — догадался Сымон.

Долго размышлял ловчий о том, что с ним приключилось и, в конце концов, решил попытать счастья на Лосиной горе. «В конце концов, куда я от Ректы, да и от панского наказания денусь. А может и в самом деле сбудутся слова Хилимона, найду я змеиную корону, и будет у нас с Алёной всё хорошо?», — решил Сымон и повернул к Лосиной горе.

В последний раз Сымон был на горе года два назад и неплохо знал те места. Но путь был неблизкий — идти часов восемь, да и то если днём, а солнце уже клонилось к закату. Чтобы не сбиться с пути, ловчий, пока ещё было светло, вышел к берегу Сожа — вдоль реки к Лосиной горе вело несколько хорошо знакомых ему дорог.

Октябрь медленно вступал в свои права. Осень выдалась тёплой, но всё равно постепенно брала своё — к вечеру заметно посвежело, и над водой заклубился туман. Белорусские туманы — всегда особенное, завораживающее зрелище. Ближе к вечеру нагретая за день солнцем река начинает постепенно наполняться паром. Белые хлопья собираются возле воды и медленно поднимаются вверх. Издали кажется, что вода буквально закипает и пар разливается по окрестностям. В самые сумерки белым молоком, которое словно выходит из какой-то большой кастрюли, заливается вся речная долина. В довершении ко всему ночью вышедший из-за туч месяц освещает залитую туманом речную долину. И сам месяц, и освещённые им рваные тучи, и залитые туманом река и берега с их неверными и неясными очертаниями образуют совершенно иную картину, нежели та, которую человек привык видеть на этом месте днём. Кажется, что перед тобой вдруг открылся совершенно особенный, невиданный раньше, очаровывающий своей необычностью и пугающий неизведанностью совершенно новый, таинственный мир, в котором непременно должны жить русалки, лесуны, колдуны, черти и прочие персонажи западнорусского эпоса из белорусских легенд и преданий.

Именно такую картину засыпающего, покрывающегося туманом Сожа и застал поднявшийся на небольшой холмик Сымон. Река уходила в даль. Вдоль течения предстояло идти к Лосиной горе и ловчему. Оглядевшись, Сымон увидел неподалёку от холма знакомую ему дорогу. По ней редко кто ездил или ходил из-за того, что в осеннюю распутицу этого сделать было почти невозможно, но сейчас было сухо, да и возможную непролазную грязь Сымон всегда без особых затруднений обходил выше лесом. Без дороги ночью можно было или вообще заплутать, или же идти так медленно, что это не имело смысла.

Зарядив ружью, Сымон отправился по дороге вперёд. Ещё больше стемнело, и на небе зажглись первые звёзды. Обступающий со всех сторон дорогу густой ельник казался тёмным и грозным. Но ловчему всё это было не впервой, и он уверенно шагал к своей цели. Дорого должна была привести его как раз к Лосиной горе.

Стало совсем темно. Небо теперь сплошь было усеяно звёздами — и яркими, уверенно глядящими вниз и совсем маленькими, едва мерцающими в холодном октябрьском воздухе. Сымон стал ощущать какую-то непонятную тревогу. Первым его желанием было запеть песню, но затем он передумал — одним из правил ловчего было не выдавать почём зря своего присутствия — ни зверям и птицам, ни лихим людям, ни кому другому, кто мог повстречаться ему в этот ночной час вдали от дома.

Из-за туч выплыл месяц, и стало гораздо светлее и вокруг, и на сердце у Сымона.

Медведь появился неожиданно. Сымон заметил его лишь тогда, когда разъярённый зверь, угрожающе подняв вверх огромные когтистые лапы, с рёвом бросился на ловчего из-за росшей возле самой дороги ели. Сымон отпрянул назад и от неожиданности выронил ружьё. Медведь навис прямо над ним и раскрыл свою злобную пасть.

«Иди и не сворачивай с дороги. Ничего не бойся и ничему не удивляйся, чтобы ты не увидел, что бы не случилось, кого бы не встретил.