Сад грехов

Может, выдумать преступление, чтобы меня отвезли домой для проверки показаний на месте. Там должны оставаться плоды, если… если только их не сожрали. Хотя куда там, наверняка сожрали. Ведь даже я видел, что там шатаются люди, привлеченные запахом.

Мои раздумья прервал скрежет открывшейся двери. Я приподнялся на локте и увидел, как в камеру пинком загнали человека — невысокого, тощего, с кривым лицом и дурным взглядом.

— Ну привет, — сказал он.

Я молчал. Новый сокамерник мне не нравился. Может, его подсадили, чтобы он выведывал секреты, но сам он явно думал о чем-то другом. Пальцы его ни на мгновение не оставались в покое — он то сплетал их, то расплетал, теребил карманы джинсов. Взгляд впалых глаз упирался то в стену, то в дверь, то в камеру под потолком — только не на меня.

Пройдя вперед, парень неловко сел и заерзал на нарах, пристраивая свои тонкие ноги. Его суетливость выглядела неестественно, почти пугающе.

Я едва не заорал, чтобы от меня убрали этого чумного парня. Кто знает, что у него на уме? Может, он псих?

Но, конечно, никто не стал бы слушать меня. Поэтому я лег на нары, закрыл глаза и выровнял дыхание.

Со стороны парня слышалось поскрипывание, чувствовалось легкое потряхивание нар. А потом все внезапно стихло. Как будто он заснул. Или подкрадывался.

Я с усилием заставил себя лежать спокойно, не открывая глаз. И через пару минут ощутил касание. Кто-то осторожно дотронулся до моей груди, потом аккуратно залез в карманы. Они были пустыми, и я продолжал притворяться спящим. Вот же дурачок, пытается обокрасть спящего убийцу в камере!

Но в следующий миг руки сомкнулись на моем горле. Я захлебнулся воздухом. Распахнув глаза, попытался сесть — но ублюдок уперся коленом мне в грудь и ожесточенно сдавливал шею. Он оказался неожиданно сильным и, как я наконец понял, совершенно безумным.

Я попробовал скинуть его, не удалось. Стал извиваться под ним, как змея, но лишь разбередил раненую ногу. Перед глазами потемнело.

Мое тело обмякло и безвольно опало на нары. Я опустил руки и позволил гребаному психу терзать мое горло. Он засмеялся лающим смехом, разжал хватку и глумливо ударил меня по лицу. И тогда я схватил его.

Я плохо соображал из-за недостатка кислорода, я просто бил и рвал, как получалось. Мы прокатились по нарам и рухнули на пол. Парень отчаянно сопротивлялся, и я помню, как, склонившись, запустил зубы ему в шею. Помню вкус его крови и звук с которым его голова первый раз ударилась о стену. Помню момент, когда он стал слабеть, а я схватил его за плечи и стал колотить об пол. А вот когда именно он умер — не могу сказать.

Очнулся я уже когда от головы парня остался какой-то кровавый фарш, в который с хлюпаньем погружались мои кулаки. Я замер, прижавшись лбом к забрызганной стене, осознавая, что натворил. Было очень тихо. Никто не спешил помочь моей жертве.

Прошел, наверное, час, когда дверь камеры открылась, и внутрь вошел полицейский, отирая с губ серебристый сок.

Я поплатился за то, что их недооценивал. Наверное, так бывает со многими серийными убийцами. Нам тяжело поверить в то, что остальные люди тоже живые, что у них тоже есть мечты и желания, такие же сильные, как и наши. Поэтому от них не ожидаешь догадливости и упорства. Не думаешь, что они способны на многое ради того, чтобы жить в удобном для них мире.

Как же я был глуп!

Теперь вся моя вселенная — закольцованный бетонный тоннель. Пол покрыт старой грязью, гладкие стены высотой в три метра — не заберешься. Вместо потолка — железная решетка, сквозь которую можно увидеть небо. Синее-синее, глубокое, как океан.

Я брожу по своей тюрьме, наматывая километр за километром. Останавливаюсь, чтобы уловить малейшие отличия в ее однообразности: случайные голоса наверху, упавшие листья, шум механизмов, которые работают рядом под землей, прорывая новые ходы.

Когда я сплю, мне снится прекрасный сад и худой человек в армейской шинели. Риэлтор… Только теперь он выглядит спокойнее и веселее. Не смотрит пристально, а лениво валяется на траве. Ветерок ерошит его волосы, поднимает челку, открывая аккуратную круглую дырочку во лбу — выходной след пули.

Он лежит рядом со стеной, у которой его расстреляли восемдесят лет тому назад. Сейчас по ней поднимается ярко-красная лоза.

Все легенды нашего города — правда. Зеки действительно пытались саботировать строительство, подмешивая всякую дрянь в массу для кирпичей. Некоторые из них погибли при испытании препаратов. И каждый из них, умирая, проклинал это место и всех его жителей, проклинал от всей души. Потому это место и было таким безрадостным и гиблым.

Впрочем, сейчас наш город сильно похорошел.

Утром я просыпаюсь от того, что слышу грохот отодвигаемой решетки и скрежет металлических тросов. В мой лабиринт медленно опускается платформа с хнычущим человеком в центре: он вскакивает и бежит, едва она касается пола.