Добавить в моё избранное
37 мин, 14 сек 1505
А пацан в любой момент может помереть. Грубер присел у порога и провел рукой по гладкому линолеуму. Пробежал пальцами по стыку — бывает, именно там находится блокиратор. Нащупал что-то — не физически, просто пискнули датчики в мозгу, что-то вроде сигнала: «копай тут». Извлек из кармана ножик и, не прекращая движения, плавным взмахом кисти раскрыл его. Осторожно поддел линолеум на стыке, пробормотал: — Вышел месяц из тумана, — провел ножом, подцепил край, — вынул ножик из кармана, — осторожно потянул на себя, и линолеум тихо затрещал, — буду резать, буду бить… С кем останусь я дру… — Вы что? — тихо спросила хозяйка, спешные шаги которой он расслышал за треском, но не вскакивать же на ноги и не делать вид, что ничего не происходит. Тем более — она сейчас была готова хоть весь линолеум ободрать, весь дом разрушить, взорвать к чертовой матери, лишь бы найти своего ребенка. Грубер поднял указательный палец, призывая к тишине. Потом провел тем же пальцем по полу, и увидел на нем мелкие кристаллики соли. Поднял взгляд на женщину.
— Зумо боялся чего-то? Монстров в шкафу? Призраков? Зеркал? — прямо спросил он. — Не понимаю, — пожала плечами Марга.
— Соль под порогом — слабая попытка защититься от зла, — сообщил Грубер. — Значит, он знал, что зло идет за ним. Значит… — вскочил на ноги и принялся озираться, пытаясь увидеть уже человеческим взором, не упустил ли чего, — он мог оставить еще какую-то информацию о природе зла… Здесь, в комнате…
— Он был умным? — Что? — растерялась она. — Был?
— Он умный? — запоздало исправился Грубер. — Дневник вел? Что-то говорил? Ладно, позже. Все позже. Могу я снова остаться один? Марга развернулась и ушла обратно. Мрачной молчаливой тенью. И он увидел, мельком, но увидел — чувство вины пришло и к ней. Просто пока не взяло свое. Только пришло. Осторожно постучало в дверь. Потом постучит еще. И еще. А потом — вынесет с ноги и придушит ночью подушкой. И будет душить каждую чертову ночь. А все потому, что она знала, о чем спрашивает Грубер. Потому что мальчик действительно чуял опасность, говорил о ней, но никто не обратил на это внимание. Детские бредни, естественно.
Глава 3.
Грубер захватил портрет Зумо и вышел из квартиры на улицу. Достал из кармана куртки сигареты, чиркнул зажигалкой, затянулся. А ведь у него была своя трагедия, которая сделала его таким каменным, бесчувственным. Просто так надо было. Так было легче.
Когда-то он потерял младшего брата. Эмро тогда было 5 лет. Совсем малыш. А ему — 12. Отчим в очередной раз сорвался на чужих детях, а мама, будучи слабой женщиной, их не защитила — и Грубер решился на побег. Собрал рюкзак, вытащил из постели сонного Эмро — и они ушли в ночь. Малой был послушным, не плакал, не капризничал. Терпеливо шел, держа старшего брата за большой палец, по обочине трассы вдоль леса. Ему не было страшно, и Грубберу тоже, потому что они еще не встречали монстров. Спустя время напротив них остановилась машина. Окошко спустилось, и из темного салона выглянул усатый мужчина. — Дети. Куда вы сами? Где родители? — спросил он. Грубер молчал. Он понимал, что правду говорить нельзя, иначе их вернут домой или отвезут в полицию. Можно было только врать. Но о чем. — Пацан, я тебя спрашиваю, куда это вы сами чешете? — настаивал незнакомец. — Мы из палаточного лагеря, тут рядом, — сказал Грубер и махнул рукой в лес. Мужчина вышел из машины и огляделся по сторонам. — Садитесь в машину! — приказал он. Грубер сначала замер, а потом вдруг рванул в лес и потащил за собой малого. Они бежали, не оглядываясь. И слышали за собой топот ног. Грубер сбросил тяжелый рюкзак и продолжал уводить брата от еще неосознанной опасности. Как вдруг какая-то сила вырвала Эмро из его руки и утащила обратно к трассе. Грубер остановился, огляделся и наконец почувствовал страх. Он бросился следом за монстром, укравшим брата, крича: «Эмро! Эмро!». Но брат не отзывался. А когда Грубер выбежал на асфальт, увидел малого на заднем сидении удаляющегося авто, и упал на колени.
А дальше… Он бежал что есть сил за машиной. Рыскал вдоль дороги, в лесу, блудил по следам, оставленным шинами. Пока, обессиленный, не набрел на хижину в глуши, и не уснул там.
Потом ему пришлось вернуться домой. Он надеялся, что все это какая-то шутка, и человек просто отвез Эмро к родителям. Отчим избил его до полусмерти. А мама только раз пришла к нему в больницу, спустя две недели после того, как он вышел из комы. И сказала, что Эмро так и не нашли. А потом Грубера увезли в детдом, и он понял, что мама больше его не любит.
Но он не мог на нее обижаться. Он мог ненавидеть только себя. И с этой ненавистью, с потерей самого любимого человечка, за которого он отвечал и которого предал, с маленькой смертью во время комы — в нем начало просыпаться что-то иное. То, чего не было в других. И разрастаться по венам черной плесенью. И это было не только чувство вины. Это было нечто намного большее и намного страшнее.
— Зумо боялся чего-то? Монстров в шкафу? Призраков? Зеркал? — прямо спросил он. — Не понимаю, — пожала плечами Марга.
— Соль под порогом — слабая попытка защититься от зла, — сообщил Грубер. — Значит, он знал, что зло идет за ним. Значит… — вскочил на ноги и принялся озираться, пытаясь увидеть уже человеческим взором, не упустил ли чего, — он мог оставить еще какую-то информацию о природе зла… Здесь, в комнате…
— Он был умным? — Что? — растерялась она. — Был?
— Он умный? — запоздало исправился Грубер. — Дневник вел? Что-то говорил? Ладно, позже. Все позже. Могу я снова остаться один? Марга развернулась и ушла обратно. Мрачной молчаливой тенью. И он увидел, мельком, но увидел — чувство вины пришло и к ней. Просто пока не взяло свое. Только пришло. Осторожно постучало в дверь. Потом постучит еще. И еще. А потом — вынесет с ноги и придушит ночью подушкой. И будет душить каждую чертову ночь. А все потому, что она знала, о чем спрашивает Грубер. Потому что мальчик действительно чуял опасность, говорил о ней, но никто не обратил на это внимание. Детские бредни, естественно.
Глава 3.
Грубер захватил портрет Зумо и вышел из квартиры на улицу. Достал из кармана куртки сигареты, чиркнул зажигалкой, затянулся. А ведь у него была своя трагедия, которая сделала его таким каменным, бесчувственным. Просто так надо было. Так было легче.
Когда-то он потерял младшего брата. Эмро тогда было 5 лет. Совсем малыш. А ему — 12. Отчим в очередной раз сорвался на чужих детях, а мама, будучи слабой женщиной, их не защитила — и Грубер решился на побег. Собрал рюкзак, вытащил из постели сонного Эмро — и они ушли в ночь. Малой был послушным, не плакал, не капризничал. Терпеливо шел, держа старшего брата за большой палец, по обочине трассы вдоль леса. Ему не было страшно, и Грубберу тоже, потому что они еще не встречали монстров. Спустя время напротив них остановилась машина. Окошко спустилось, и из темного салона выглянул усатый мужчина. — Дети. Куда вы сами? Где родители? — спросил он. Грубер молчал. Он понимал, что правду говорить нельзя, иначе их вернут домой или отвезут в полицию. Можно было только врать. Но о чем. — Пацан, я тебя спрашиваю, куда это вы сами чешете? — настаивал незнакомец. — Мы из палаточного лагеря, тут рядом, — сказал Грубер и махнул рукой в лес. Мужчина вышел из машины и огляделся по сторонам. — Садитесь в машину! — приказал он. Грубер сначала замер, а потом вдруг рванул в лес и потащил за собой малого. Они бежали, не оглядываясь. И слышали за собой топот ног. Грубер сбросил тяжелый рюкзак и продолжал уводить брата от еще неосознанной опасности. Как вдруг какая-то сила вырвала Эмро из его руки и утащила обратно к трассе. Грубер остановился, огляделся и наконец почувствовал страх. Он бросился следом за монстром, укравшим брата, крича: «Эмро! Эмро!». Но брат не отзывался. А когда Грубер выбежал на асфальт, увидел малого на заднем сидении удаляющегося авто, и упал на колени.
А дальше… Он бежал что есть сил за машиной. Рыскал вдоль дороги, в лесу, блудил по следам, оставленным шинами. Пока, обессиленный, не набрел на хижину в глуши, и не уснул там.
Потом ему пришлось вернуться домой. Он надеялся, что все это какая-то шутка, и человек просто отвез Эмро к родителям. Отчим избил его до полусмерти. А мама только раз пришла к нему в больницу, спустя две недели после того, как он вышел из комы. И сказала, что Эмро так и не нашли. А потом Грубера увезли в детдом, и он понял, что мама больше его не любит.
Но он не мог на нее обижаться. Он мог ненавидеть только себя. И с этой ненавистью, с потерей самого любимого человечка, за которого он отвечал и которого предал, с маленькой смертью во время комы — в нем начало просыпаться что-то иное. То, чего не было в других. И разрастаться по венам черной плесенью. И это было не только чувство вины. Это было нечто намного большее и намного страшнее.
Страница
3 из 10
3 из 10
