Паучья Яма

Эмро был первым кого он отыскал по зеленым энергетическим нитям, созданным его воображением. Только счастливого воссоединения не произошло, брат был зарыт в том же лесу, в нескольких километрах от места, где Грубер выпустил его руку.

Вот его трагедия. Которая превратила его в дикое, печальное чудовище.

Только спустя 10 лет после потери Эмро печаль немного отступила. Хотя, скорее, она просто ужилась в нем и перестала быть инородным чувством. Она стала основной его эмоцией, больше других заслуживающий на существование. Она помогала переносить страдания других незнакомых ему братьев, сестер и родителей, у которых случалось подобное горе.

Грубер вынырнул из воспоминаний, оглянулся и увидел в окне, уставившуюся на него Маргу. Поймав ответный взгляд, она резко задернула штору. Он выбросил окурок, надел наушники и направился к метро.

Зашел домой. Достал из бара недопитую бутылку водки, скривился и поставил обратно. Плеснул немного виски на дно бокала и опрокинул в себя. Прилег на диван и взял в руки письмо Авроры. В нем теплилась ее энергия, и он закрыл глаза, чтобы вытащить из него зеленые нити и связать из них ее фантомную копию. Но вдруг остановился. Достал из куртки портрет Зумо и поставил перед собой. Из головы не выходило то, что нити растаяли. — Ур-роды… — снова произнес он. Принес зеркало и поставил его напротив фото пацана. Долго смотрел в отражение мальчика, настроился и мысленно распахнул зеркальную твердь. И Зумо стал объемным, живым, там, в зеркале. Он задышал и завертел головой. Грубер знал, что это всего лишь его фантомный двойник, хранящий все воспоминания, но по этому каналу связь пока работала, и нужно было пользоваться. Вдруг уроды зачистят и этот след. — Малыш, скажи мне, где ты? — начал он с самого важно вопроса. Зеркальный ребенок уставился на него и начал что-то быстро говорить. Но Грубер почему-то его не слышал. А по губам читать не получалось. Он удивился. Он просто обязан был решить этот сложный ребус и спасти малыша, пока тот еще живой. — Я буду задавать вопросы, а ты кивай головой — «да» или «нет», — сказал он Зумо. Тот кивнул. — Тебя похитили? — спросил Грубер. Малыш утвердительно кивнул. — Их было несколько? — он задавал вопросы, на которые уже подсознательно знал ответы. Зумо снова кивнул. — Это были люди? — спросил он. Малыш закусил губу и помотал головой. Грубер торопился спросить еще хоть что-то, но силы, удерживающие канал, были на исходе. И он понимал, что не по его вине. Что кто-то уже узнал о его контакте с мальчиком и вмешался в разговор. — Ты в нашем мире? — спросил Грубер. Зумо замер. А спустя пару секунд кивнул утвердительно. Потом огляделся по сторонам. И помотал головой. И тут зеркало упало на стол и разбилось. — Херня! — крикнул Грубер. «Значит, все-таки нет», — подумал он. — «Украли полностью». Он понимал, что действовать надо было предельно быстро, и что особых зацепок у него нет. И это выводило его из себя и пробуждало того, спрятанного внутри опасного и нервного зверя.

Глава 4.

А чудовище выпускать было нельзя. Хоть немного, хоть самую малость нужно было удерживаться в человеческом сознании. Однажды, когда Грубер еще не знал, насколько оно опасное и неконтролируемое, он его выпустил. Потому что нашел еще одного ребенка.

Нити уверенно привели его к месту. Так уверенно, что Груберу казалось — ребенок жив. Это была девочка. Вара. Она жива, думал он, когда подходил к хижине в глуши и вспоминал мольбу во взгляде ее матери, когда та шла за ним, пробираясь сквозь заросли.

Но он опоздал. Грубер обнаружил девочку на полу в лесном домике. Ее поле уже таяло, а это говорило об одном: ее уже нет. Но нет ее совсем недавно. А значит, сволочи не успели далеко уйти.

Наверное, Грубер думал примерно так, потому что точно он не помнил, как думал. Нет ничего страшнее потерянной в последний миг надежды. Разве что человек, ее потерявший. Или не человек.

Он помнил, что действовал быстро и спокойно. Ему казалось, что спокойно. Как-то очень собрано. В очередной раз капсулировал злость и отчаяние, и они застряли холодным твердым комом внутри. Он вызвал образ Вары. Ничего не спросил, просто послал сигнал такой мощи, что образ молча поднял руку и указал пальцем на дверь. Туда.

Грубер направился вперед по тропинке. Он даже не бежал — быстро, уверенно шел вперед. И образ девочки появлялся на дороге через каждые двадцать шагов и указывал зеленой прозрачной ладошкой: туда, они идут туда. Грубер не знал, как это сделал. Потом он не раз думал, что шел на самом деле по их следам, что чуял их на каком-то ином уровне, когда уже не нужно ни слепков, ни нитей, а призрак девочки — просто его слишком живое воображение. Но эту зеленую ладошку он не забудет никогда. А вот то, что произошло дальше, хотел бы забыть. Наверное, они даже не поняли, что произошло, когда Грубер вышел на поляну. Что-то человеческое внутри слабо кричало: «Вдруг это не они?