34 мин, 38 сек 6726
Толпа стихла. Я собрал внимание всех на себе. Прорезав толпу, ко мне подошел молодой мужчина в милицейской форме.
— Старший сержант Васильев. Ваша машина? — спросил он.
— Да, моя. — Я растерялся. — А в чем дело.
— Тут такое дело, — он поправил фуражку, кивнул в сторону багажника.
Люди расступились. От машины отходила полоса… крови. Под машиной лежала туша овчарки. Лапа была прижата дверцей багажника.
— Я сбил его на дороге, собаки напали на мою жену.
— Я так и понял. — Васильев окинул взглядом людей, внимание которых всецело принадлежало теперь нам. — Давайте отойдем.
На вид старшему сержанту Васильеву было около двадцати пяти — двадцати семи лет. Худой, высокий парень с коротко подстриженной головой и вытянутым лицом носил очки.
— Я уже попросил одного парня принести мешок и убрать все это. К вечеру обещали дождь. Думаю, эту красную разделительную полосу смоет и люди успокоятся. Я примерно представляю, в какую историю вы попали этим утром. Эти собаки…
— Еще я сбил человека на дороге. Он на операционном столе.
— Я все знаю. С этим я разберусь чуть позже. Все запишу, оформлю, как положено. Есть кое-что важнее этого, — Васильев пожил руку на кобуру.
— И что же может быть важнее сбитого на дороге человека?! — возмутился я.
— У жителей этого поселка деревья и псы вместо всех святых. — Участковый кивнул парню, принесшему большой пластиковый мешок.
— Я заметил, что тут все здания из дерева. И то, что никто не торопиться отстреливать одичавших собак.
— Я здесь всего лишь третий день и удивлен не меньше вашего. Люди все замкнутые и молчаливые. Ощущение, что они запуганы чем-то. Мне удалось познакомиться лишь с несколькими. Сами понимаете, проклятие маленьких городов — все друг друга знают и следят за каждым шагом чужака.
— Есть еще один важный момент, который я хотел бы прояснить. — Я метнул окурок в урну. — Парень, которого я сбил, был обгоревшим.
— Мне об этом сообщили. Это Емельянов Илья. Местный дурачок. Говорят, поджег себя и убежал в поле. Я что хотел сказать… Собаки у них как божество и они не убивают даже бешеных. Бездомных здесь нет. Ловят и сажают в обустроенные клетки. Свора лесника заразилась бешенством от лис. И люди в приступе ярости отстреливают рыжих чертовок. Вы сбили собаку, и не одну. Полагаю, они воспримут это как оскорбление. Настоятельно советую вам поскорее уехать отсюда, пока вам не прокололи колеса.
— Спасибо за совет, — я нервно усмехнулся.
Парень уложил пса в мешок и понес на пустырь, где уже двое мужчин рыли яму.
Толпа не спешила расходиться. Небольшими группами люди побрели к месту похорон.
— Пожалуйста. За советы платы не берем. Кстати, ваши колеса также постигнет трагическая участь, если вы решите справить нужду на дерево. И можно не пытаться спрятаться. Пакостника отыщут собаки.
— Знатная дрессировка, — заметил я.
— Мне тут вчера устроили небольшую экскурсию. Рассказали об истории города. Собаками здесь увлеклись в семидесятых. Тогда один пес спас десятерых рабочих на обвалившемся карьере. После аварии карьер закрыли, затем и кирпичный завод. Тогда это был город с населением в семь тысяч человек. — Участковый достал платок и вытер вспотевший лоб.
— А сейчас? — спросил я
— Чуть больше тысячи. Было бы меньше, если не лес. Он кормит их.
— Кормит? — изумился я.
— Да. Они строят, мастерят, вырезают, обшивают. Умелый народ. Смотрите, что сейчас будет, — милиционер кивнул в сторону людей собравшихся на похороны.
Мужчина в рясе темно-зеленого цвета открыл два деревянных ящика. В один бережно уложили овчарку. Со стороны въезда в город двигалась другая процессия. Худой мужчина в клетчатой рубашке и выцветшей бейсболке нес собаку, завернутую в прозрачную ткань. Погребальный саван развевался на ветру.
Я достал из машины бинокль.
Женщины плакали. Людей собралось около пятидесяти человек, почти каждый бросил в нашу сторону пренебрежительный, гневный взгляд. Мужчина в рясе начал читать молитву.
Оба ящика спустили в могилу. С гулким грохотом посыпались комья земли. На могильный холм водрузили истукана, вырезанного из дерева. Люди обступили его плотным кольцом в несколько рядов. Взялись за руки. Кольцо пришло в движение, походя на праздничный хоровод славянской секты. Вскоре послышалась и песня. Я пытался вслушаться в слова, но удалось различить лишь непонятное «ахойа!».
— Это покруче обрядов староверов будет, — проговорил мне Васильев, вернув бинокль.
Толпа выкрикнула заветное «ахойа» и вознесла руки к небесам.
— Да уж. — Я потянулся за сигаретой, но передумал курить, когда в дверях больницы показалась женщина-врач.
— Ваша жена заснула. Она потеряла много крови. Ей нужно выспаться и набраться сил, — проговорила она, когда я подошел к ней.
Страница
4 из 11
4 из 11