Реальная жизнь

Девчонка лет пятнадцати, одетая в вязаное платье цвета морской волны, упорно тянула за руку парня-сверстника в майке и джинсовых шортах, вправо — туда, где виднелась меньшая из трёх пирамид.

— Давай у этой.

— Но Лиз, чего тебе эта? Давай лучше у Хеопса, — тянул он подругу влево, к самой высокой.

— Не хочу у Хеопса, — возразила Лиза. — Хочу у Микерина. Ну, пожалуйста, Андрей, давай там щёлкнемся.

— Дался тебе этот Микерин!

— А я, между прочим, о нём легенду читала.

— И что за легенда? — поинтересовался Андрей.

И Лиза принялась рассказывать.

Когда правил Египтом фараон Хуфу (он же Хеопс, владелец большей из пирамид), народ бедствовал по страшному. Поля были заброшены, храмы закрыты — все: и земледельцы, и ремесленники — вынуждены были трудиться на строительстве пирамиды. Его сын Хаф-ра, коему принадлежала средняя пирамида, на вершине которой кое-как сохранилась часть облицовки, став фараоном, продолжил угнетать народ, как и его отец.

После смерти Хаф-ра царём стал его сын Менкау-ра. В отличие от своих предшественников, он вернул земледельцев на поля, а ремесленников — в мастерские, открыл храмы. Ничуть не сомневаясь, что боги будут им довольны, фараон был потрясён, когда однажды увидел во сне, что жить ему осталось всего шесть лет. В отчаянии он обратился к жрецам богини правды и справедливости Маат. Ведь Хуфу и Хаф-ра, жестоко мучившие египтян и не чтившие богов, жили до глубокой старости. Чем же тогда добрый и благочестивый Менкау-ра так прогневил богов, что его хотят совсем молодого отправить в царство мёртвых?

В ответ ему жрецы передали волю Маат — мол, именно потому и жить ему недолго, что слишком хорош. Богам угодно, чтобы Египет терпел бедствия ещё много лет, в то время как Менкау-ра нарушает их планы.

Возможно, если бы после этих слов фараон изменился и стал бы таким же деспотом, как его отец и дед, боги бы пощадили его. Но Менкау-ра сделал иначе — велел изготовить множество светильников, чтобы ночью было светло, как днём, и шесть лет прошли бы как двенадцать. И тогда бы получилось, будто богиня Маат сказала неправду.

— Круто! — признался Андрей, когда девушка закончила рассказывать. — Решил, значит, поморочить голову богам. Ну и что, он и вправду умер через шесть лет?

— Честно, не знаю. Больше я о нём ничего не читала. Но по легенде вроде бы получается, что да. Ну так что, сфоткаемся?

— Ну, что с тобой делать? — вздохнул Андрей. — Давай.

Один щелчок фотоаппаратом, и двое запечатлелись в кадре на фоне пирамиды легендарной личности.

Сделав ещё несколько снимков, Андрей и Лиза побродят немного вокруг, зная, что нигде больше не увидят ничего подобного, а после вместе с другими туристами сядут в автобус, которых увезёт их в Хургаду. Там они вместе со своими родителями побудут ещё несколько дней, а потом вернутся домой, она — в Москву, он — в Балашиху.

Андрей закончит школу, поступит на журфак МГУ, который окончит с красным дипломом, и устроится в редакцию «Вечерней Балашихи». О Лизе он вскоре забудет напрочь, и лишь фотография, где он стоит рядом с темноволосой девушкой, на короткое время напомнит ему о ней.

Последний штрих в конце, последний тщательный просмотр — не осталось ли случайных опечаток, ещё одна пробежка глазами по тексту — и вот уже Андрей в приподнятом настроении бежит в конец коридора — туда, где кабинет главного редактора.

Секретарша Настя, как всегда, сидит в приёмной, перебирая крашеными пальчиками какие-то бумаги.

— У себя? — спрашивает Андрей.

Секретарша молча кивает, а Андрея вдруг охватывает сильное волнение. Руки вспотели, лицо красное, но улыбка с него не сходит ни на миг. В следующую минуту, взяв себя в руки, Андрей, как на крыльях, влетает в кабинет шефа.

Грузный мужчина, сидящий в задумчивости за большим столом, поворачивает к вошедшему свою облысевшую голову.

— Ну как? — спрашивает. — Готова статья?

— Готова, Вячеслав Петрович.

— Ну что ж, присаживайтесь, Воронин — сейчас полюбопытствуем.

Андрей с радостью присел на стул напротив шефа и с замиранием сердца смотрел, как последний изучает его статью. В глубине души он не сомневался, что главред его похвалит.

Но главред, неизвестно почему, с каждой строчкой становился всё мрачнее. Когда же, наконец, дошёл до конца, тучи недовольства на его лице сгустились, как в небе перед грозой.

— Вы что, Воронин, с ума сошли такое писать? Вы же бросаете тень на нашу полицию! Нет, такую статью принять не могу — идите и переделывайте.

— А что переделывать? — рассеянно проговорил Андрей, всё ещё не веря своим ушам.

— Вот с этого места — главред взял со стола карандаш и подчеркнул строчку почти что в самом начале. — Время, место и цель проведения пикета можно оставить…

Остальное же, по словам Вячеслава Петровича, нуждалось в тщательной коррекции.