Добавить в моё избранное
32 мин, 31 сек 2901
Она широко улыбнулась, хотя прекрасно знала, что сосущий червь впитал уже больше половины питательных веществ, и что через час-полтора она снова будет голодна.
Странно, в этом году, буквально через месяц ей исполнялось пятнадцать. Подумать только — пятнадцать лет переездов с одного места на другое, две приемные семьи, вернувшие ее обратно в детдом только из-за того, что она не такая как все… Поиски братьев, сжеванные детские лица на чердаке, первая ускользнувшая жертва… Она помнила момент своего рождения. Как пятнадцать лет назад ее сосальщик покинул тело умершей матери и начал обрастать другой плотью — ею самой. Как медленно зарождались все новые и новые ощущения, желания, мысли. Как она поймала и до костей обглодала ту кошку… Она играла в куклы, как и все прочие девочки, но в отличие от них могла сломать шею соплюхе, что покусится на выданную не ей на завтрак булочку.
«В жизни нет смысла, — думала она, прислушиваясь к собственному организму. — Это просто глупая шутка природы. Растения живут для того, чтобы сосать соки из земли, животные для того, чтобы есть растения, люди — чтобы есть животных, ну а мы, соответственно, замыкаем эту пищевую цепочку. Таков бессмысленный закон природы. Она просто постоянно пожирает сама себя и ничего более в этом нет»…
Теперь она не хихикала, перешептываясь с девчонками, и не радовалась, что «умудрилась подцепить такого клевого парня». Теперь она даже не чувствовала боли от вывернутого позвоночника, скрученных рук и большой рваной раны в боку.
— Пом-м-м… м-м-мамочка… — губы не слушались, рот перекосило.
Реальность мигала, то проступая яркими разноцветными пятнами, то суживаясь до тошнотворно страшного квадратика. Ее раскачивало на ветру, но она не могла понять, где она и что произошло. Она лишь чувствовала, как по правой ноге течет что-то теплое и нежное. В горле — где-то в самом верху — с невероятной быстротой пульсировала тоненькая ниточка. Глаза резало от какого-то яростного белого света справа. Закрыть их она не могла — не слушалась ни одна мышца. Ее слух уловил непонятные ритмичные хрипы, но она не поняла, что это всего лишь ее дыхание.
Перед застывшим стеклом глаз стояло красивое лицо, огромные зрачки, его сияющие, жесткие как щетина волосы. А затем — резкая, нестерпимая боль, шелковый пояс платья, впившийся в живот, и хлестнувший лицо ветер, тугой ватой забивший разинутый в крике рот. Она не знала, что…
Она даже не понимала, что умирает.
Она была вдавлена скрученной синтетической веревкой в ствол дерева на высоте более трех десятков метров над землей. Сломанное ребро прокололо легкое, и она судорожно заглатывала собственную кровь.
— А-а-а… — еле слышно простонало горло.
Ее звали Кристина — «Криска», как называли ее дома. Она сидела на вечной диете из-за излишнего веса и хронического гастрита, и не могла есть как сладкое, так и страстно любимую «салями»…
Яркая луна блестела крупными каплями ледяного пота на лбу, подбородке и шее. Квадратик сознания заполнился черными шевелящимися мушками и исчез. Через минуту он проступил, и она почувствовала, как ей страшно. Как ей…
Потом она снова нырнула с головой в вибрирующую темноту, каким-то внутренним слухом улавливая глухой гул вытекающей из нее крови, которая почему-то казалась ей похожей на сгустившийся кефир, на плохо размешанную сметану. С комочками…
У него была очень светлая кожа. Плотная такая, упругая. Словно натянутая на какую-то жесткую основу. Такая горячая… Такая белая…
Один ее глаз смотрел куда-то вверх, словно пытался заглянуть под открытое веко. В последнее свое выныривание она почувствовала, что ее трясет. Руки и ноги выкручивало против воли.
— М-ма-м-м… — промычала она и каким-то крошечным кусочком сознания вспомнила, что оставила в чемодане вскрытую упаковку презервативов и испугалась, что ее найдет мама. Тут глаза опять заволокло, она закашлялась, судорожно хватая ртом воздух.
А через минуту она просто мелко дрожала, уже не приходя в сознание…
Светловолосая смотрела, как ее старший брат очаровывает очередную дичь — смазливую, круглолицую блондинку с вздернутым носиком и маленькими реснитчатыми глазками. Та уже вовсю хихикала над его шутками и поминутно поправляла прическу. Она явно подпадала под категорию любимых блюд брата — мягкий, теплый мясной шарик со слаборазвитым интеллектом и повышенной сексуальной активностью.
— Uroczy… Smaczny pewnie, — усмехнулась светловолосая, бросив на брата многозначительный взгляд.
Он только улыбнулся в ответ и еле заметно кивнул.
Иногда она думала, почему они с братом выбирают дичь противоположного пола? И не могла найти ответ. Для спаривания? Бред. Не будет же лев сношаться с приглянувшейся ему антилопой. Или волк — с зайцем… Да и чрезмерная запасливость брата ее смущала. Ей было известно, что одновременно он заготавливал до шести особей, некоторых из которых не убивал, а просто калечил так, чтобы они не могли позвать на помощь.
Странно, в этом году, буквально через месяц ей исполнялось пятнадцать. Подумать только — пятнадцать лет переездов с одного места на другое, две приемные семьи, вернувшие ее обратно в детдом только из-за того, что она не такая как все… Поиски братьев, сжеванные детские лица на чердаке, первая ускользнувшая жертва… Она помнила момент своего рождения. Как пятнадцать лет назад ее сосальщик покинул тело умершей матери и начал обрастать другой плотью — ею самой. Как медленно зарождались все новые и новые ощущения, желания, мысли. Как она поймала и до костей обглодала ту кошку… Она играла в куклы, как и все прочие девочки, но в отличие от них могла сломать шею соплюхе, что покусится на выданную не ей на завтрак булочку.
«В жизни нет смысла, — думала она, прислушиваясь к собственному организму. — Это просто глупая шутка природы. Растения живут для того, чтобы сосать соки из земли, животные для того, чтобы есть растения, люди — чтобы есть животных, ну а мы, соответственно, замыкаем эту пищевую цепочку. Таков бессмысленный закон природы. Она просто постоянно пожирает сама себя и ничего более в этом нет»…
Теперь она не хихикала, перешептываясь с девчонками, и не радовалась, что «умудрилась подцепить такого клевого парня». Теперь она даже не чувствовала боли от вывернутого позвоночника, скрученных рук и большой рваной раны в боку.
— Пом-м-м… м-м-мамочка… — губы не слушались, рот перекосило.
Реальность мигала, то проступая яркими разноцветными пятнами, то суживаясь до тошнотворно страшного квадратика. Ее раскачивало на ветру, но она не могла понять, где она и что произошло. Она лишь чувствовала, как по правой ноге течет что-то теплое и нежное. В горле — где-то в самом верху — с невероятной быстротой пульсировала тоненькая ниточка. Глаза резало от какого-то яростного белого света справа. Закрыть их она не могла — не слушалась ни одна мышца. Ее слух уловил непонятные ритмичные хрипы, но она не поняла, что это всего лишь ее дыхание.
Перед застывшим стеклом глаз стояло красивое лицо, огромные зрачки, его сияющие, жесткие как щетина волосы. А затем — резкая, нестерпимая боль, шелковый пояс платья, впившийся в живот, и хлестнувший лицо ветер, тугой ватой забивший разинутый в крике рот. Она не знала, что…
Она даже не понимала, что умирает.
Она была вдавлена скрученной синтетической веревкой в ствол дерева на высоте более трех десятков метров над землей. Сломанное ребро прокололо легкое, и она судорожно заглатывала собственную кровь.
— А-а-а… — еле слышно простонало горло.
Ее звали Кристина — «Криска», как называли ее дома. Она сидела на вечной диете из-за излишнего веса и хронического гастрита, и не могла есть как сладкое, так и страстно любимую «салями»…
Яркая луна блестела крупными каплями ледяного пота на лбу, подбородке и шее. Квадратик сознания заполнился черными шевелящимися мушками и исчез. Через минуту он проступил, и она почувствовала, как ей страшно. Как ей…
Потом она снова нырнула с головой в вибрирующую темноту, каким-то внутренним слухом улавливая глухой гул вытекающей из нее крови, которая почему-то казалась ей похожей на сгустившийся кефир, на плохо размешанную сметану. С комочками…
У него была очень светлая кожа. Плотная такая, упругая. Словно натянутая на какую-то жесткую основу. Такая горячая… Такая белая…
Один ее глаз смотрел куда-то вверх, словно пытался заглянуть под открытое веко. В последнее свое выныривание она почувствовала, что ее трясет. Руки и ноги выкручивало против воли.
— М-ма-м-м… — промычала она и каким-то крошечным кусочком сознания вспомнила, что оставила в чемодане вскрытую упаковку презервативов и испугалась, что ее найдет мама. Тут глаза опять заволокло, она закашлялась, судорожно хватая ртом воздух.
А через минуту она просто мелко дрожала, уже не приходя в сознание…
Светловолосая смотрела, как ее старший брат очаровывает очередную дичь — смазливую, круглолицую блондинку с вздернутым носиком и маленькими реснитчатыми глазками. Та уже вовсю хихикала над его шутками и поминутно поправляла прическу. Она явно подпадала под категорию любимых блюд брата — мягкий, теплый мясной шарик со слаборазвитым интеллектом и повышенной сексуальной активностью.
— Uroczy… Smaczny pewnie, — усмехнулась светловолосая, бросив на брата многозначительный взгляд.
Он только улыбнулся в ответ и еле заметно кивнул.
Иногда она думала, почему они с братом выбирают дичь противоположного пола? И не могла найти ответ. Для спаривания? Бред. Не будет же лев сношаться с приглянувшейся ему антилопой. Или волк — с зайцем… Да и чрезмерная запасливость брата ее смущала. Ей было известно, что одновременно он заготавливал до шести особей, некоторых из которых не убивал, а просто калечил так, чтобы они не могли позвать на помощь.
Страница
7 из 10
7 из 10
