Дверь отчаяния в безнадежно мертвый сад

Ответ: ты идиот, Росин, ты полный придурок!

Михаил подошел к восточному окну и жадно прильнул к нему. Мир, пахнущий реальностью, той реальностью, в которой он прожил сорок лет, реальностью, в которой жили звуки, движение, запахи, спал: тусклые ночники бережно освещали ночь. Сквозь тишину доносился тихий плач, и этот плач был самой прекрасной музыкой для запертого где-то в глубинах то ли поврежденного мозга, то ли поврежденной реальности философа, продавшегося за двенадцать тысяч в преподаватели рисования и наказанного за это…

«Рисовать дверь надо на этой стороне или на северной, — размышлял Михаил, не отрывая взгляда от мира за окном, — только они обращены к реальности». Он хотел написать что-то в дневнике, но, посмотрев на ручку, передумал: кто знает, может, ничего не получится и придется рисовать еще что-нибудь, а чернила кончатся.

Росин внимательно изучал восточную стену. Дом был крохотный, и, несмотря на то что окошки были маленькими, они занимали большую часть стены. Можно нарисовать дверь для гнома, но Михаил откинул этот вариант, вспомнив свою физическую подготовку: «Застряну, как пить дать, застряну». Он долго вымерял и прикидывал, пока не нашел верное решение: дверь будет горизонтальной, но зато во весь рост. Он достал спасительную ручку и, опустившись на пол, провел первую черту.

Два дня Росин лежал перед нарисованной дверью. Перед окнами появлялись и исчезали глаза: и не только знакомые, но во всех был какой-то странный, пугающий взгляд, будто смотрели они в какие-то другие миры. И только один раз, когда снаружи была ночь, показались необычные, с осознанным, изучающим взглядом, обладатель которых прошептал, что еще немного и ему выделят палату. Но ни эти, ни другие глаза не заметили Михаила, лежащего на полу…

Андрей Леонидович Савкин, известный в больнице как Профессор, расписал распорядок дня марцинистов, в котором значились такие мероприятия, как «вознесение хвалы Марцию», «наблюдение за «окном в лучший мир», «рисование икон» и другие. Организация разрослась за счет новых членов, лично отобранных Савкиным во время собеседования. «Психи», кроме уже составляющих «ядро», не допускались. Савкин продумал, что, впрочем, и первых марцинистов он в скором будущем освободит от членства, а пока пусть считают, что они здесь главные.

Новое тайное ядро, тщательно отбираемое Андреем Леонидовичем, состояло из «вменяемых» пациентов с небольшими расстройствами, не участвовавших ни в каких войнах до семидесятых годов двадцатого века, и некоторых санитаров. Вступающий должен был доказать, что Сократ не был кошкой, и если ему это удавалось, переходил к следующему испытанию — неподвижному созерцанию главной иконы — рисунка Росина — в течение пяти часов. Затем неофит попадал к Лешему, где учил краткую историю Рима и полную историю Великой центурии зеленой нечисти и ее загадочно пропавшего легионера. Пройдя курс истории, новый член организации получал свое место в иерархии общества, во главе которого тайно стоял Савкин, притворяясь заместителем Лешего, вернувшего себе звание центуриона.

Персонал отделения вздохнул спокойно: психи угомонились и сплотились в какой-то игре, не приносящей неприятностей. Рисман, единственный с подозрением относящийся к затее создания и функционирования «Церкви марцинистов», обязал Савкина делать вид, что в общество берут всех желающих, после инцидента с «товарищем Буденным», начавшим громить игровую комнату после отказа.

Персонал отдыхал, одна группа «зеленой нечисти» рисовала иконы — списки с рисунка Росина, другая — вырабатывала план соединения с Марцием, Леший проверял результаты конкурса на создание логотипа организации, а Савкин потирал руки: «Наконец-то я буду отомщен».

Андрей Леонидович попал в клинику, недотянув нескольких месяцев до защиты докторской. Его идея вызывала зависть у коллег, занимающихся всю жизнь компиляциями сначала чужих, а потом и своих работ, а потому была признана ими «расплывчатой» и «до конца логически не выстроенной». Типографии требовали заоблачных денег за печать монографий, журналы ВАК — за печать статей, работы в связи с демографической ямой не было, а накопленные в лучшие времена деньги жадно пожирала действительность. Необходимость тщательной уборки квартиры, ремонта, похода к родственникам, определяемая Андреем Леонидовичем как «бытовые, несущественные для жизни мелочи», преподносилась его женой как важная часть существования человека на земле. Искреннее непонимание, почему эти акты должны обязательно сопровождать его жизнь и отнимать время от достижения истинной цели, привели Андрея Леонидовича сначала к размолвкам с женой, потом, наложившись на неприятности с диссертацией, — к подергиванию левого глаза и депрессии, и в конечном итоге — в приемный покой этой клиники. В тому же, Савкин обладал дьявольским даром — умением разжигать в себе негативные эмоции по всяким пустякам. Ко всем неприятностям он приписал еще и ненависть к массам и жуткую ненависть к возможности масс «рулить» общественную жизнь.