Дорога

От дорог плохих и от дураков чиновников. И если с плохими дорогами еще можно справиться, то вот дурака чиновника ничем не изменить. Летят годы, осыпаются горы, но бюрократическая система остается неизменной. Причем за долгие столетия сам уклад жизни и структура как законодательной, так и исполнительной власти остается прежний. Меняются правители, казалось рушатся сами устои общества. Строят что-то новое, до сели неведомое, затем снова ломают до основания. Опять строят. Опять ломают. И так до бесконечности. Были и здравые попытки планомерных реформ, но ничто не могло изменить чиновника. До сей поры, как при царе Горохе, иной писарь был могущественнее многих министров. И все реформы, перевороты и революции единственное что могли, так это подрезать верхушку этих сорняков. Корни оставались нетронутыми, со временем прорастая с еще большей буйностью. Бюрократы слиплись в единый монолит и действительно стали своеобразным живым организмом. Как пчелы стали обладать коллективным разумом. Но в отличии от пчел, эти в большинстве своем, не приносят никакой пользы обществу. И любое вторжение в свой организм бюрократия воспринимает враждебно. И ни цари, ни большевистские лидеры и тем более современные руководители ничего не могли сделать со всемогущим чиновником. Сатирики всех мастей высмеивали твердолобое самодержавное правление. Советская власть взялась очистить и упростить весь аппарат. Но не тут-то было. Всевозможных контор со временем стало еще больше. Все кто сражался за дело революции потребовали себе портфель или хотя бы папку. Затем подтянулись близкие и дальние родственники. А после и знакомые. Создавались целые кланы людей кто не хотел и не собирался работать, а только лишь руководить, все равно чем или кем. Еще Маяковский на заре Советской власти в своих стихах неоднократно указывал на эту проблему. Сталинские репрессии казалось должны были сократить чиновников до минимума. Но у бюрократов как у гидры вместо одной отрубленной головы вырастали две. Хрущев, порождение этой канцелярской системы, пытался что-то изменить. Сейчас трудно судить, ведь ни одному источнику доверять нельзя, что в его деяниях было на благо а что во зло. Но вот как мне самому кажется, несмотря на то что мужичок он был конечно чудаковатый, при этом пытался улучшить жизнь в стране. Естественно это вызвало беспокойство всей властной системы. Ведь известно если кто-то должен получить чего-то больше, значить у кого-то это что-то отнимут. Само собой первые кандидаты на отнимание были чиновники. А эти уже столетия ведут тайные закулисные, никому не видимые войны. И в искусстве интриг собаку съели. Все начинания Генерального секретаря Ком. Партии были извращены до неузнаваемости. В народе начались брожения и Никиту Сергеевича в скором времени отстранили от власти. Вероятно нечто подобное произошло и с Горбачевым.

До меня долетели звуки приближающегося поезда. Я зажег зажигалку и посмотрел на часы. Вот так вот задумавшись я прошагал уже больше часа. Холода я совсем не ощущал, потому как двигался довольно-таки быстро. Я конечно не спортсмен, но ходил в этой жизни не мало и потому прошагать мог еще не один час. Единственное что беспокоило это не ошибся ли я в своих расчетах. Я принялся восстанавливать в своей памяти уникальную схему дорог. Все правильно двигался я в правильном направлении и потому, если все правильно, через несколько минут должен буду выйти к скоростной трассе. Невдалеке, мимо меня промчался тепловоз, я прекрасно видел прожектор и освещенные окна кабины. Я даже рассмотрел что вслед за тепловозом идут цистерны. Минут через пять я услышал характерный звон железнодорожного переезда. Теперь я был абсолютно спокоен. И действительно через несколько минут я вышел к шоссе.

А еще примерно через пол часа я ехал в кабине здоровенной машины с молодым и ужасно болтливым водителем. Звали его Коля. Для него я придумал правдивую историю. Но как мне показалось шофер ее и не слушал. Да собственно для него было все равно кто я такой и что со мной случилось. Приемник у него сломался и он вторые сутки ехал в абсолютной тишине. Как парень сам признался, «думал что говорить разучусь». А поговорить он очень любил. Все время что я сидел рядом с ним, рот его ни на секунду не закрывался.

>Вот ты представляешь ни одна сволочь не остановилась. Ну я понимаю в наше смутное время, я бы и сам не остановился.