Milagro (ведьма Магдалина-7)

— Дедушка, прости, — вздохнула я. Ей-богу, в этой ситуации я была на стороне несчастного деда, которому уже и помереть спокойно не дают. — Просто сделай, что тебя просят — и пойдешь дальше спать.

— Иди-ка ты нахрен, и внучку не забудь, — ответствовал дед дрожащим от ярости голосом, и сделал движение к разрытой могиле.

Черт! Если он туда ускользнет — мне его нипочем не вытащить. Только сунусь туда — он меня как котенка придушит!

Я кинула между дедом и могилой горсть соли, и покойник на удивление резво отскочил.

— Следующая — в тебя, — жестко предупредила я.

Дед сел на крышку гроба и устало спросил:

— Ну чего вам от меня надо, а?

— На крышке гроба лежит планшетка и ручка, — поведала я ему. — А в планшетке — текст завещания. Вы же ушли, не распорядившись своим имуществом. Надо исправить ситуацию. Подпишите, пожалуйста, бумагу. И без фокусов. Если что не так — солью засыплю по самые уши.

— И где акции Газпрома, где? — возбужденно закричала из-за трех кругов соли Светлана.

Дед в первый раз в смерти улыбнулся. От души, по-настоящему.

— Хрен тебе, внученька, а не Газпром, — ласково поведал он ей. — Пропил я их.

— Как пропил? — не поверила она.

— А вот так. В «Империал» пошел поужинать, вернулся утром и с долговой распиской от Бори Листермана. Так что забудь про Газпром, а заодно и про паи в Тройке.

Борю я знала. Гнида редкостная. Впрочем, где вы видели честного и хорошего владельца кабаков, казино и, эээ… так называемых массажных салонов?

— Дед, какой же ты козеееел, — застонала Светлана.

Дед оскалил мертвые зубы в счастливой улыбке — внучкины слова ему явно пришлись по вкусу.

— Женщина, ведите себя прилично, — сухо одернула я ее. — Дедушка, а вы подпишите скорее бумаги, да и отпустим вас.

Труп кивнул и поковылял к крышке гроба. Движения его были рваными, он спотыкался, подал, ковылял, полз — мертвые члены плохо подчинялись поднявшей их магии. Наконец он доковылял, уселся на лакированные доски, вытер руки заботливо положенным рядом платком и открыл папку. Внимательно прочитал завещание, выругался, но подпись поставил.

— Все, кладите обратно, мОчи нет, — простонал он. — Тяжко мне.

— А если он не то написал? — подозрительно спросила клиентка. — Вместо росписи — какую-нибудь ерунду? Я второй раз оплачивать не собираюсь!

Я похолодела от мысли — еще раз поднимать покойника! Ни за какие коврижки…

— Дедушка, принеси, пожалуйста, папку, — попросила я. — Положи ее вот сюда, около соляного круга. Я ее посмотрю — и если все нормально — но мы тебя отпустим.

Дед молча пошел к кругу, а мне с каждым его шагом становилось все больше и больше не по себе. Несмотря на то, что я ведьма и некромант — я все же не испытываю восторга при виде оживших покойников. И то, что один из них с каждым шагом приближается ко мне — не прибавляло радости.

Однако дед скромненько положил папочку и вопросительно взглянул на меня.

— Сейчас, сейчас, — пробормотала я, протянула руку, пальцы мои сомкнулись на прохладной коже, а на моей руке — пальцы покойника. Миг — и он с нечеловеческой силой выдернул меня внутрь своего круга. От движения он покачнулся, всем весом упал на меня, и вот я уже ощущаю лопатками кладбищенскую землю.

— Вед-дьмма! — с ненавистью просвистел он.

Где-то далеко, за сотни миль отсюда визжала Светлана, яростно кричали ночные вороны, но для меня весь мир сжался до двух точек — двух мертвых глаз, в которые я неосторожно заглянула.

И на дне их я увидела то, на что никак не рассчитывала в свои тридцать лет.

Свою смерть…

Он глядел мне глаза в глаза, лишая меня воли и разума, парализуя нечеловеческим ужасом все мои члены. Когти трупа глубоко погрузились в мои вены, и раны пульсировали кровью. Впрочем, на землю не упало не капли — все словно губка впитывала мертвая плоть.

— Ведьма-аа, — протянул покойник.

Речь его стала глаже, лицо порозовело.

— Ведьма-аа, — почти ласково сказал мертвый старик и наклонился ко мне — словно для поцелуя.

«Сейчас он выпьет твою душу», — оцепенело предупредил внутренний голос.

Я знала это.

Что я чувствовала в последний миг своей жизни? Острое сожаление. Очень глупо умирать вот так — на кладбище, от рук трупа… Я бы предпочла по-другому — с саблей наголо, вороном коне, ну или, на крайний случай, с бокальчиком мохито в руке…

И когда мертвое лицо было от меня уже в паре сантиметров, губы мои судорожно шевельнулись, выплевывая одно-единственное слово:

— Иисус…

«Я христианка, и для меня магия — недопустимая вещь. Никогда не стану этим заниматься. Однако когда у меня заболел ребенок, врач отказался лечить и посоветовал мне искать бабушку. Это стало для меня потрясением: он же врач, как он мог!