Комната 220

— Нестерпимый, — тихо возразил Олег. — Как вы еще с ним жили, с запашком этим? Как вы вообще так живете?

Сосед сплюнул шелуху от семечек в урну около подъезда и, уходя, буркнул:

— Нормально мы живем. Как и все, как и родичи твои живут.

Татьяна Тимофеевна умерла в силу естественных причин: от жары не справилось сердце. Она вернулась с рынка, поставила в прихожей покупки и присела на пуф у входа, чтобы перевести дух. Сердце не выдержало полученной нагрузки и резкой остановки. Женщина упала под дверь и больше не поднялась.

Из-за сильной степени разложения эксперты не сразу определили причину смерти, потому Олегу пришлось помучаться, когда его основательно трепала полиция. Пару раз сотрудники приезжали за ним в институт, забирали с пар под полные подозрений взоры студентов и преподавателей.

Неделю Олег прожил у дальней родни, затем вернулся в пустую квартиру с разрешения новой хозяйки — внучки Татьяны Тимофеевны. Оставаться там Олегу не очень хотелось, но на коротком родительском совещании ему выбора не предоставили.

— Ничего. Везде кто-нибудь да умер. И что теперь, совсем умом тронуться от мнительности? И в общагу ты не пойдешь, — сказал отец, как отрезал.

Он имел самое печальное мнение об общежитиях, хотя в свои студенческие деньки ни дня в них не прожил. Нет, и все на этом. Настаивать и разубеждать Олег не стал, в основном из-за того, что прекрасно представлял бесполезность такого маневра, не проходившего с отцом ни при каких обстоятельствах.

Отношения с новой хозяйкой, сразу же поднявшей цену, не сложились. Пришлось одному платить за троих жильцов или же следовало смириться с подселением случайных личностей. Окончательно Олега и родителей вывел из себя полунамек хозяйки выкупить квартиру в самое ближайшее время или очистить помещение незамедлительно. В октябре Олег оказался под свинцовым северным небом и холодным дождем. Поверьте на слово, счастье выглядит совсем не так.

Он стал хвататься за любые варианты и первые две недели после выселения прожил в квартире тети Настены — смешливой пьянчужки, бравшей скромную сумму и поначалу ничем не беспокоившую. Тридцатисемилетняя женщина, выглядевшая на пятьдесят с хвостиком, а без хвостика на шестьдесят, протрезвела и не узнала Олега, приняв его за вора, насильника и убийцу, а чуть позже — за Ерванда-шалуна.

Шустро унеся ноги, парень поселился на окраине города, в частном домишке Александра Александровича. В компании до крайности прижимистого и всех во всем подозревающего старика пришлось нелегко, однако Олег терпел до середины декабря. Последней каплей стал пугающий разговор, состоявшийся вьюжным вечером за чаем.

— В юношеском семени жизненные соки. Вот так вот, да. Кто эти соки пьет, больше века проживет, — сказал Александр Александровича, пялясь на колени Олега. Он подмигнул парню и, причмокивая, закончил: — Понимаешь, об чем я?

Олегу понимать не хотелось, и более того, не хотелось даже понимать, а понял ли он. Переночевав на железнодорожном вокзале, Олег явился в институт с двумя сумками и пузатым рюкзаком.

«Никакой учебы, и это прямо перед сессией, — думал он, покручивая в руке мобильный телефон. — Соберусь с мыслями и после занятий позвоню родителям. Пусть что-нибудь решают поскорее. Или сообщение послать? Нет. Всполошатся. Перезвонят тут же. Так или иначе, разговаривать придется, объяснять, что да как».

— Тяжеловаты твои котомки, брат-коробейник. А не сыщется ли у тебя вот в этой заплечной суме чего съестного?

О еде Олег позаботился заранее, прикупив кое-что у вокзала, и одногруппнику в просьбе не отказал. Прислонившись к перилам, стояли вдвоем, и Олег Кузнецов не без удовольствия наблюдал, как великан Павло с аппетитом жует размокший беляш.

— Не мамкины кулебяки, надо отметить, — пробубнил Павло с набитым ртом, — однако мне в самый раз, так что благодарствую, молодой барин. Почитай меня своим должником.

Кто и почему окрестил Антона Самойлова именем Павло, не известно. Наверняка существовала уморительно смешная история, приоткрывающая завесу, но ее во всем институте никто не знал, а сам Павло правды раскрывать не торопился.

— Не могу до конца в вас разобраться, Самойлов, — сказала как-то замдекана Роза Исмаиловна. — Вы громадны и могучи, как витязь из русских былин, умны и начитанны, как физики из шестидесятых, которые предпочли стать бардами и писателями. Ума не приложу, с чего же вы ведете себя, будто паяц, нет, будто карикатурно глупый американский клоун?

— Натура сильнее меня, Роза Исмаиловна, — ответил Павло.

Впрочем, умел он быть и серьезным, когда это требовалось. С каждым учебным днем, с приближением сессии таким он бывал все чаще и чаще.

В общих чертах узнав о свалившейся на Олега неприятности, Павло затащил товарища к себе в общежитие, невзирая на протесты и мотивируя решение тем, что долг платежом красен, а тут подвернулась отличная возможность поспособствовать.