32 мин, 21 сек 17050
Предполагая строгость коменданта общежития, Олег сильно переживал, и смог совладать с эмоциями, только когда третья бутылка пива в его руках опустела.
— Тебе и нужен-то уголок на период сессии, а там определишься: здесь оставаться или комнату снимать, — успокаивал Павло.
Его вернувшийся из магазина сосед, Серега Михальченко, выставляя на стол новую партию пива, втянулся в разговор:
— После сессии, как обычно, кто-нибудь съедет. Места освободятся. А насчет коменданта ты не переживай. Он у нас хороший.
— Кто, говоришь, у вас хороший? Я-то?
Троица переглянулась, потом уставилась на высокого смуглолицего мужчину, ожидавшего ответа у распахнутой двери. Был он настолько высоким и длинноногим, что Олег стал примеряться, сможет ли в случае чего выскочить в коридор, проскользнув между ног коменданта.
Убегать не потребовалось. Павло оказался прав, когда утверждал, что Дмитрий Геннадьевич мировой мужик, спокойный, дельный, привыкший к чужим проблемам и готовый помочь в меру своих полномочий. Обрисовать картину коротко у ребят не получилось, поскольку комендант просил деталей, то и дело щурил глаз, желая поймать на вранье.
— Вы и меня поймите, — сказал Дмитрий Геннадьевич, — всяко же бывает. Один умолял, вот, мол, братишка только из армии. Ему переночевать. А утром этого героя войны нет, с ним же ушли ноутбук и кроссовки горе-брата да шторы из триста седьмой. И таких случаев вагон и маленькая тележка. А кто отвечает? А отвечает Дмитрий Геннадьевич.
Олег, протрезвевший под внимательным взглядом коменданта, добавил нужных подробностей, очень аккуратно преувеличив, где это можно было сделать.
— Кхм, — деликатно кашлянул комендант. — Дела и вправду хреновые.
— Мы и говорим. Безвыходное же положение, — поддакнул Серега, пододвигая к Дмитрию Геннадьевичу откупоренную бутылку пива.
Посмотрев, как крошечные капельки воды наперегонки стекают по запотевшему стеклу, комендант бутылку решительно отодвинул со словами:
— Сегодня тут заночует. Максимум еще и завтра.
Павло поднял голову, чтобы приступить к новой серии уговоров и доводов, а Серега успел вставить:
— Босс, это не дело.
— Ну-ка, цыц. Приберитесь тут и марш за мной в двести двадцатую. Там двухъярусная кровать есть. И это вам на два дня. Ясно?
— А потом что же, на улицу выметаться, — спросил Павло.
— Дальше будем думать, потому как мест нет, — комендант многозначительно поднял указательный палец и потряс им в воздухе, пояснив: — Метраж, парни, метраж рассчитан. Вас тут трое на комнату, и четвертого впихнуть нельзя. В других комнатах та же песня. А если придет кто с проверкой? Нет-нет, головной боли мне не надо. У меня и без того… Так что хватит сиськи мять и пивком заправляться. Айда за кроватью.
Из комнаты двести двадцать, приспособленной под кладовку, в которой старое и поломанное не отличишь от нового, притащили двухъярусную кровать и собрали ее в комнате Павло и Сереги.
Борис Шпренгель, третий сосед ребят, вернувшись из библиотеки, нисколько не удивился, словно перестановки были тут обычным явлением, а посторонние становились лучшими друзьями каждые пять минут. Узнав о двух днях, отпущенных Олегу, Борис с видом знатока констатировал:
— Где два дня обещано, там и третий, и четвертый будет.
Окончательно отпала необходимость звонить родителям. На душе у Олега стало спокойно. Засыпая, он слышал, как рассуждали Борис и Павло.
— А проверки как же? Геннадьевича подставлять неправильно.
— Проверки лишь на бумаге бывают внезапными. Все о них прекрасно знают заранее. Так что кровать утащим, вещички припрячем. Проверка уйдет — обратно принесем. Делов-то!
Предоставленные два дня истекли. Как часто бывает, никто никаких вариантов не искал, за исключением коменданта. В итоге он лишь развел руками:
— Выше головы не прыгнешь, ребят. От перемены мест слагаемых метраж комнат не меняется. Ты, Олег, сегодня переночуй, так и быть, а завтра — всё. Извини.
Парни сели думать, когда по-хорошему следовало бы паковать вещи, но ни к чему так и не пришли.
— Слушайте, — почесал лоб Борис. — А почему двести двадцатая используется как кладовка? Это же не чулан. Двести двадцатая — самая обычная жилая комната, только забитая хламом. Так-с, пойдемте к Геннадьевичу, узнаем. А то получается, что и комната есть, и нуждающийся в ней человек, но заселяться некуда. Не должно так быть.
— Вроде как, здесь он и висел, — сказал Дмитрий Геннадьевич, указывая рукой в дальний угол комнаты номер двести двадцать. — Сам-то я, понятно, не видел. Я в ту пору только-только «зенитку» закончил. Парень за изгиб во-он той трубы веревку закрепил и вздернулся. Лет двадцать назад было, может, малость пораньше. И ничего не предвещало. Учился пацан, хорошо так учился, с девчатами романы крутил, конфликтов не имел, потом что-то перемкнуло в мозгах, он в петлю влез и… в добрый путь, так сказать.
— Тебе и нужен-то уголок на период сессии, а там определишься: здесь оставаться или комнату снимать, — успокаивал Павло.
Его вернувшийся из магазина сосед, Серега Михальченко, выставляя на стол новую партию пива, втянулся в разговор:
— После сессии, как обычно, кто-нибудь съедет. Места освободятся. А насчет коменданта ты не переживай. Он у нас хороший.
— Кто, говоришь, у вас хороший? Я-то?
Троица переглянулась, потом уставилась на высокого смуглолицего мужчину, ожидавшего ответа у распахнутой двери. Был он настолько высоким и длинноногим, что Олег стал примеряться, сможет ли в случае чего выскочить в коридор, проскользнув между ног коменданта.
Убегать не потребовалось. Павло оказался прав, когда утверждал, что Дмитрий Геннадьевич мировой мужик, спокойный, дельный, привыкший к чужим проблемам и готовый помочь в меру своих полномочий. Обрисовать картину коротко у ребят не получилось, поскольку комендант просил деталей, то и дело щурил глаз, желая поймать на вранье.
— Вы и меня поймите, — сказал Дмитрий Геннадьевич, — всяко же бывает. Один умолял, вот, мол, братишка только из армии. Ему переночевать. А утром этого героя войны нет, с ним же ушли ноутбук и кроссовки горе-брата да шторы из триста седьмой. И таких случаев вагон и маленькая тележка. А кто отвечает? А отвечает Дмитрий Геннадьевич.
Олег, протрезвевший под внимательным взглядом коменданта, добавил нужных подробностей, очень аккуратно преувеличив, где это можно было сделать.
— Кхм, — деликатно кашлянул комендант. — Дела и вправду хреновые.
— Мы и говорим. Безвыходное же положение, — поддакнул Серега, пододвигая к Дмитрию Геннадьевичу откупоренную бутылку пива.
Посмотрев, как крошечные капельки воды наперегонки стекают по запотевшему стеклу, комендант бутылку решительно отодвинул со словами:
— Сегодня тут заночует. Максимум еще и завтра.
Павло поднял голову, чтобы приступить к новой серии уговоров и доводов, а Серега успел вставить:
— Босс, это не дело.
— Ну-ка, цыц. Приберитесь тут и марш за мной в двести двадцатую. Там двухъярусная кровать есть. И это вам на два дня. Ясно?
— А потом что же, на улицу выметаться, — спросил Павло.
— Дальше будем думать, потому как мест нет, — комендант многозначительно поднял указательный палец и потряс им в воздухе, пояснив: — Метраж, парни, метраж рассчитан. Вас тут трое на комнату, и четвертого впихнуть нельзя. В других комнатах та же песня. А если придет кто с проверкой? Нет-нет, головной боли мне не надо. У меня и без того… Так что хватит сиськи мять и пивком заправляться. Айда за кроватью.
Из комнаты двести двадцать, приспособленной под кладовку, в которой старое и поломанное не отличишь от нового, притащили двухъярусную кровать и собрали ее в комнате Павло и Сереги.
Борис Шпренгель, третий сосед ребят, вернувшись из библиотеки, нисколько не удивился, словно перестановки были тут обычным явлением, а посторонние становились лучшими друзьями каждые пять минут. Узнав о двух днях, отпущенных Олегу, Борис с видом знатока констатировал:
— Где два дня обещано, там и третий, и четвертый будет.
Окончательно отпала необходимость звонить родителям. На душе у Олега стало спокойно. Засыпая, он слышал, как рассуждали Борис и Павло.
— А проверки как же? Геннадьевича подставлять неправильно.
— Проверки лишь на бумаге бывают внезапными. Все о них прекрасно знают заранее. Так что кровать утащим, вещички припрячем. Проверка уйдет — обратно принесем. Делов-то!
Предоставленные два дня истекли. Как часто бывает, никто никаких вариантов не искал, за исключением коменданта. В итоге он лишь развел руками:
— Выше головы не прыгнешь, ребят. От перемены мест слагаемых метраж комнат не меняется. Ты, Олег, сегодня переночуй, так и быть, а завтра — всё. Извини.
Парни сели думать, когда по-хорошему следовало бы паковать вещи, но ни к чему так и не пришли.
— Слушайте, — почесал лоб Борис. — А почему двести двадцатая используется как кладовка? Это же не чулан. Двести двадцатая — самая обычная жилая комната, только забитая хламом. Так-с, пойдемте к Геннадьевичу, узнаем. А то получается, что и комната есть, и нуждающийся в ней человек, но заселяться некуда. Не должно так быть.
— Вроде как, здесь он и висел, — сказал Дмитрий Геннадьевич, указывая рукой в дальний угол комнаты номер двести двадцать. — Сам-то я, понятно, не видел. Я в ту пору только-только «зенитку» закончил. Парень за изгиб во-он той трубы веревку закрепил и вздернулся. Лет двадцать назад было, может, малость пораньше. И ничего не предвещало. Учился пацан, хорошо так учился, с девчатами романы крутил, конфликтов не имел, потом что-то перемкнуло в мозгах, он в петлю влез и… в добрый путь, так сказать.
Страница
3 из 9
3 из 9