Добавить в моё избранное
32 мин, 21 сек 17056
По молодости лет я была сильно удивлена, обнаружив, что любовь, привязанность и уважение к человеку — это не одно и то же. В общем, сложилось так, что твой отец отбил меня у лучшего друга. Тогда я ужасно мучилась, места себе не находила, разрываясь между двумя парнями. К Юрию, ставшему для меня своего рода привычкой, я питала привязанность, при этом всей душой любила только твоего папу. Твой отец признался Юрию, серьезно с ним поговорил. Он взял на себя эту трудную обязанность, лишний раз доказав мне, что он — настоящий мужчина, и я не ошиблась, выбрав именно его. Я никогда не жалела, что мы поступили так, а не иначе.
Глаза Олега заслезились, как от попавшего дыма, взгляд заволокло, и он крепко сомкнул веки, борясь с горечью невнятной обиды. Непонятное ожесточение медленно нарастало внутри, грозя скоро выплеснуться, проявиться в чем-то жестоком и откровенно жутком.
— А Юру ты жалела? — тихо спросил Олег.
— Конечно. Ведь было время, когда он был для меня центром мира, самым-самым, самым родным и любимым. Многое проходит, остается то…
— Самым родным и любимым, — задумчиво произнес Олег глухим голосом. Через коридор он видел отца, сидевшего на диване перед телевизором и приходившего в себя после ухода очередных гостей. Горечь схлынула, окончательно отдавая разум Олега во власть горячей, как магма, ненависти. Олег зло улыбнулся матери оскалом смертника, шагнувшего на эшафот, и подмигнул: — Самым родным. Любимым. Чертовски приятно это слышать, Полинка, пусть признание в любви и опоздало на двадцать четыре года.
Женщина истерически всхлипнула и умолкла, превратившись в статую. Проняло ее вовсе не то, что сын назвал ее просто по имени. Озноб пробрал до костей, и мурашки с острыми коготками побежали по телу, когда в последних фразах Олега она узнала и голос, и интонации давным-давно вычеркнутого из жизни человека.
В следующий миг женщина видела перед собой отнюдь не сына. Перед ней, загораживая путь к бегству из кухни, стоял покойник с синюшной кожей. В местах, где кожа провисла, она имела отвратительный серо-зеленый оттенок. Огромные белесые глаза на вытянутом истощенном лице буравили насквозь. Женщина не желала верить, но мертвец, тайком прокравшийся в тело ее сына и в конечном итоге завладевший им, не предоставил никакого выбора.
Он заговорил, хотя вздувшийся его язык, покрытый гнилостными язвами, слушался плохо. Он рассказывал о последней встрече с лучшим другом, о его требовании отказаться от любимой девушки. Поведал о своем решении, которое другу не понравилось, и тот не нашел выхода из ситуации, а накинулся на Юрия, чтобы кулаками подтвердить свое право на девушку.
Силясь наконец-то закричать, женщина не смогла издать ни звука, обреченно и с ужасом глядела, как по ходу рассказа кривится лицо мертвеца, искажается, то превращаясь в жуткую маску висельника, то вновь приобретая знакомые черты, пусть и нечеткие.
— А потом он повесил меня, — закончил покойник. — Ты ведь знала, что он со мной сделал?
Женщине хватило здравого смысла ответить на вопрос мертвеца, отрицательно помотав головой. Она молчала долго, будучи парализованной от нестерпимого страха, схватившего за горло и душившего подобно веревке. Подобно той веревке, что… Мать, насколько было возможно, пригляделась, и отчетливо увидела на шее Олега веревку с узлом, болтавшимся на груди.
— Знала, Полина. Все ты знала, — прохрипел мертвец и кинулся на женщину.
Крайние пределы бешенства, в которых он орудовал ножом, расправляясь с родителями, остались позади. В состоянии величайшего успокоения Олег безразлично осмотрел два трупа, перешагнул через отца и остановился у шкафа. В куртке должны быть ключи от машины. Как бы ни хотелось Олегу прямо сейчас отправиться к себе домой, в комнату двести двадцать, он не знал, зачем ему ключи, ведь водить машину он не умел.
«Бери ключи», — назидательно произнес внутренний голос. — «Ты умеешь водить машину».
Выезжая из ночного городка, он морщился от нахлынувшего ощущения грязи и мерзости вокруг. Не тошнотворный запах крови на руках беспокоил его, не собственное жуткое отражение в зеркале, а весь этот мир, безмерно чужой, полный хаоса.
Срочно ехать. Срочно в убежище, в комнату номер двести двадцать, к уюту и ночнику на тумбочке. К даримому комнатой спокойствию и чувству защищенности от любой напасти. Домой.
Глаза Олега заслезились, как от попавшего дыма, взгляд заволокло, и он крепко сомкнул веки, борясь с горечью невнятной обиды. Непонятное ожесточение медленно нарастало внутри, грозя скоро выплеснуться, проявиться в чем-то жестоком и откровенно жутком.
— А Юру ты жалела? — тихо спросил Олег.
— Конечно. Ведь было время, когда он был для меня центром мира, самым-самым, самым родным и любимым. Многое проходит, остается то…
— Самым родным и любимым, — задумчиво произнес Олег глухим голосом. Через коридор он видел отца, сидевшего на диване перед телевизором и приходившего в себя после ухода очередных гостей. Горечь схлынула, окончательно отдавая разум Олега во власть горячей, как магма, ненависти. Олег зло улыбнулся матери оскалом смертника, шагнувшего на эшафот, и подмигнул: — Самым родным. Любимым. Чертовски приятно это слышать, Полинка, пусть признание в любви и опоздало на двадцать четыре года.
Женщина истерически всхлипнула и умолкла, превратившись в статую. Проняло ее вовсе не то, что сын назвал ее просто по имени. Озноб пробрал до костей, и мурашки с острыми коготками побежали по телу, когда в последних фразах Олега она узнала и голос, и интонации давным-давно вычеркнутого из жизни человека.
В следующий миг женщина видела перед собой отнюдь не сына. Перед ней, загораживая путь к бегству из кухни, стоял покойник с синюшной кожей. В местах, где кожа провисла, она имела отвратительный серо-зеленый оттенок. Огромные белесые глаза на вытянутом истощенном лице буравили насквозь. Женщина не желала верить, но мертвец, тайком прокравшийся в тело ее сына и в конечном итоге завладевший им, не предоставил никакого выбора.
Он заговорил, хотя вздувшийся его язык, покрытый гнилостными язвами, слушался плохо. Он рассказывал о последней встрече с лучшим другом, о его требовании отказаться от любимой девушки. Поведал о своем решении, которое другу не понравилось, и тот не нашел выхода из ситуации, а накинулся на Юрия, чтобы кулаками подтвердить свое право на девушку.
Силясь наконец-то закричать, женщина не смогла издать ни звука, обреченно и с ужасом глядела, как по ходу рассказа кривится лицо мертвеца, искажается, то превращаясь в жуткую маску висельника, то вновь приобретая знакомые черты, пусть и нечеткие.
— А потом он повесил меня, — закончил покойник. — Ты ведь знала, что он со мной сделал?
Женщине хватило здравого смысла ответить на вопрос мертвеца, отрицательно помотав головой. Она молчала долго, будучи парализованной от нестерпимого страха, схватившего за горло и душившего подобно веревке. Подобно той веревке, что… Мать, насколько было возможно, пригляделась, и отчетливо увидела на шее Олега веревку с узлом, болтавшимся на груди.
— Знала, Полина. Все ты знала, — прохрипел мертвец и кинулся на женщину.
Крайние пределы бешенства, в которых он орудовал ножом, расправляясь с родителями, остались позади. В состоянии величайшего успокоения Олег безразлично осмотрел два трупа, перешагнул через отца и остановился у шкафа. В куртке должны быть ключи от машины. Как бы ни хотелось Олегу прямо сейчас отправиться к себе домой, в комнату двести двадцать, он не знал, зачем ему ключи, ведь водить машину он не умел.
«Бери ключи», — назидательно произнес внутренний голос. — «Ты умеешь водить машину».
Выезжая из ночного городка, он морщился от нахлынувшего ощущения грязи и мерзости вокруг. Не тошнотворный запах крови на руках беспокоил его, не собственное жуткое отражение в зеркале, а весь этот мир, безмерно чужой, полный хаоса.
Срочно ехать. Срочно в убежище, в комнату номер двести двадцать, к уюту и ночнику на тумбочке. К даримому комнатой спокойствию и чувству защищенности от любой напасти. Домой.
Страница
9 из 9
9 из 9
