Добавить в моё избранное
27 мин, 6 сек 3859
Кричал там кто-то. Сторож литэкспозиции, наверное… Кому ещё-то? А в другом крыле стёкла будто бы всё ж били. Да я двери туда позапирал, ещё и мебелью забаррикадировал… Господи, всю ночь я к смерти готовился…
Смотритель проникновенно глядел мне в глаза, трясся и брызгал слюнями. Гадким своим видом он олицетворял всю дерьмовость ситуации.
Плотная тишина висела над Ясной Поляной. Упыри, где бы они ни были, ни единым звуком не заявляли о себе.
«Может, они легли спать? — подумалось мне, — вурдалакам вроде как полагается дрыхнуть в дневное время».
Эдуард Павлович, впрочем, придерживался другого мнения. Нечисть, считал он, прячется где-то неподалёку и ждёт. Ждёт, когда мы выйдем из дому. Поэтому нам надо сидеть здесь, в усадьбе, до тех пор, пока не приедет милиция и не спасёт нас. Милицию вызовут обязательно, — уверял он. Если только уже не вызвали.
Я всё же решил рискнуть и выйти из музейных стен. С восходом солнца страх покинул меня. Самое время было дёргать из осквернённого гнезда русской литературы.
Внезапно в недрах усадьбы, где-то наверху, раздался шум. Будто сдвинули с места какую-то громоздкую, тяжёлую мебель. Смотритель, втянув голову в плечи, замер. Он приложил палец к губам и указал топором на потолок.
— Там кто-то есть… — прошептал он.
Я тоже почувствовал себя неуютно. Перед глазами встала зелёная рожа Валентины — ночные страхи вернулись вновь.
Сверху раздались глухие удары. На втором этаже явно происходило нечто. Нечто, от чего опять нужно было спасаться.
Выбежав вдвоём на веранду, мы первым делом осмотрели окрестности. Ничего страшного пока рядом не было. Весёлое утреннее солнце да блеск росы — вот всё, что дожидалось нас на улице.
Но гулкие удары неслись из глубин яснополянского дома тревожным набатом.
Газон, где упыри прикончили сторожа Митьку, никаких следов произошедшего не сохранил. Даже подстриженная травка была идеальной ровной, не примятой.
На всякий случай мы обошли усадьбу по периметру. Смотритель вздрагивал и шептал что-то себе под нос, озираясь по сторонам. Он вцепился в свой топор, как утопающий в последнюю соломинку.
Следы ночного безумия мы увидели на противоположном конце усадьбы. Стёкла в правом крыле действительно повыбивали. Болезненной, угрюмой затхлостью веяло из ослеплённых окон. Дверь во флигель была настежь распахнута, а крыльцо перед ней измазано кровью.
Прерывистый, всхлипывающий стон донёсся из дверного проёма. Эдуард Павлович пожелтел на глазах, вознёс топор над головой и отступил на шаг.
— Помогите! Кто-нибудь! Помогите мне! — завыло во флигеле.
— Бежим отсюда!
Смотритель потянул меня за рукав, побуждая к немедленному отступлению. Но я, сам не знаю почему, поднялся по окровавленному крыльцу и вошёл внутрь.
Литэкспозиция, размещавшаяся в бывшем помещении для прислуги, была полностью разгромлена. Стенды с книгами и периодикой, стеллажи, полочки — всё перевёрнуто и разбито. Пол завален растерзанными книгами и журналами, поздравительными адресами и письмами. И всё это — вперемешку со всякими мелкими безделушками и осколками большого гипсового бюста самого Льва Толстого. Казалось, вернулись весёлые военные времена, когда немцы превратили усадьбу графа в конюшню.
Стоны о помощи доносились из самого дальнего угла уничтоженной экспозиции. Там, заваленная увесистыми кирпичами полного собрания сочинений Льва Толстого, беспомощно ворочалась тёмная масса. Она-то и издавала звуки. Поражаясь собственной отваге, я подошёл поближе. Тёмная масса оказалась Николаем Взбарабошиным. Тем самым Взбарабошиным, которого забрала милиция и которого подозревали в причастности к загадочным исчезновениям людей.
Николай был весь в крови. Ужасного вида рана на затылке и разодранная на лохмотья одежда… Кто-то отделал торговца лаптями основательно.
— Это тебя в милиции так? — спросил я первое, что пришло в голову. В тот момент я дико боялся, что Взбарабошин с воём бросится на меня и вцепится в горло.
— Это они… — захрипел Николай, — они сейчас там, наверху… Помоги мне…
Эдуард Павлович незаметно подкрался к нам и теперь с тоскливой немотой в глазах разглядывал погром.
— Помогите мне… — снова затянул Взбарабошин, — вытащите меня отсюда.
— Ты как тут оказался?
— Удрал я вчера от ментов. К вам сразу побежал, предупредить…
— Чего его слушать, упыря проклятого! — Эдуард Палыч внезапно впал в бешенство и замахнулся на Николая топором.
— Не надо! Не упырь я! Я наоборот… Я помочь вам хотел, предупредить…
— О чём же это ты собирался нас предупредить, а? Об этих упырях?
— Это всё граф. Толстой. Он там, в подвале под хозблоком прячется…
— А ты откуда знаешь?
— Да видел я, как он туда на рассвете забирается… В мусарне мне не поверили — решили, придуриваюсь по пьяни.
Смотритель проникновенно глядел мне в глаза, трясся и брызгал слюнями. Гадким своим видом он олицетворял всю дерьмовость ситуации.
Плотная тишина висела над Ясной Поляной. Упыри, где бы они ни были, ни единым звуком не заявляли о себе.
«Может, они легли спать? — подумалось мне, — вурдалакам вроде как полагается дрыхнуть в дневное время».
Эдуард Павлович, впрочем, придерживался другого мнения. Нечисть, считал он, прячется где-то неподалёку и ждёт. Ждёт, когда мы выйдем из дому. Поэтому нам надо сидеть здесь, в усадьбе, до тех пор, пока не приедет милиция и не спасёт нас. Милицию вызовут обязательно, — уверял он. Если только уже не вызвали.
Я всё же решил рискнуть и выйти из музейных стен. С восходом солнца страх покинул меня. Самое время было дёргать из осквернённого гнезда русской литературы.
Внезапно в недрах усадьбы, где-то наверху, раздался шум. Будто сдвинули с места какую-то громоздкую, тяжёлую мебель. Смотритель, втянув голову в плечи, замер. Он приложил палец к губам и указал топором на потолок.
— Там кто-то есть… — прошептал он.
Я тоже почувствовал себя неуютно. Перед глазами встала зелёная рожа Валентины — ночные страхи вернулись вновь.
Сверху раздались глухие удары. На втором этаже явно происходило нечто. Нечто, от чего опять нужно было спасаться.
Выбежав вдвоём на веранду, мы первым делом осмотрели окрестности. Ничего страшного пока рядом не было. Весёлое утреннее солнце да блеск росы — вот всё, что дожидалось нас на улице.
Но гулкие удары неслись из глубин яснополянского дома тревожным набатом.
Газон, где упыри прикончили сторожа Митьку, никаких следов произошедшего не сохранил. Даже подстриженная травка была идеальной ровной, не примятой.
На всякий случай мы обошли усадьбу по периметру. Смотритель вздрагивал и шептал что-то себе под нос, озираясь по сторонам. Он вцепился в свой топор, как утопающий в последнюю соломинку.
Следы ночного безумия мы увидели на противоположном конце усадьбы. Стёкла в правом крыле действительно повыбивали. Болезненной, угрюмой затхлостью веяло из ослеплённых окон. Дверь во флигель была настежь распахнута, а крыльцо перед ней измазано кровью.
Прерывистый, всхлипывающий стон донёсся из дверного проёма. Эдуард Павлович пожелтел на глазах, вознёс топор над головой и отступил на шаг.
— Помогите! Кто-нибудь! Помогите мне! — завыло во флигеле.
— Бежим отсюда!
Смотритель потянул меня за рукав, побуждая к немедленному отступлению. Но я, сам не знаю почему, поднялся по окровавленному крыльцу и вошёл внутрь.
Литэкспозиция, размещавшаяся в бывшем помещении для прислуги, была полностью разгромлена. Стенды с книгами и периодикой, стеллажи, полочки — всё перевёрнуто и разбито. Пол завален растерзанными книгами и журналами, поздравительными адресами и письмами. И всё это — вперемешку со всякими мелкими безделушками и осколками большого гипсового бюста самого Льва Толстого. Казалось, вернулись весёлые военные времена, когда немцы превратили усадьбу графа в конюшню.
Стоны о помощи доносились из самого дальнего угла уничтоженной экспозиции. Там, заваленная увесистыми кирпичами полного собрания сочинений Льва Толстого, беспомощно ворочалась тёмная масса. Она-то и издавала звуки. Поражаясь собственной отваге, я подошёл поближе. Тёмная масса оказалась Николаем Взбарабошиным. Тем самым Взбарабошиным, которого забрала милиция и которого подозревали в причастности к загадочным исчезновениям людей.
Николай был весь в крови. Ужасного вида рана на затылке и разодранная на лохмотья одежда… Кто-то отделал торговца лаптями основательно.
— Это тебя в милиции так? — спросил я первое, что пришло в голову. В тот момент я дико боялся, что Взбарабошин с воём бросится на меня и вцепится в горло.
— Это они… — захрипел Николай, — они сейчас там, наверху… Помоги мне…
Эдуард Павлович незаметно подкрался к нам и теперь с тоскливой немотой в глазах разглядывал погром.
— Помогите мне… — снова затянул Взбарабошин, — вытащите меня отсюда.
— Ты как тут оказался?
— Удрал я вчера от ментов. К вам сразу побежал, предупредить…
— Чего его слушать, упыря проклятого! — Эдуард Палыч внезапно впал в бешенство и замахнулся на Николая топором.
— Не надо! Не упырь я! Я наоборот… Я помочь вам хотел, предупредить…
— О чём же это ты собирался нас предупредить, а? Об этих упырях?
— Это всё граф. Толстой. Он там, в подвале под хозблоком прячется…
— А ты откуда знаешь?
— Да видел я, как он туда на рассвете забирается… В мусарне мне не поверили — решили, придуриваюсь по пьяни.
Страница
4 из 9
4 из 9
