27 мин, 41 сек 10794
Прихотливая траектория его пути не оставляла надежды стороннему наблюдателю даже предположительно определить пункт назначения.
Гуляка остановился возле мусорных баков, решительно засунул себе два пальца в глотку и стравил. Едва он закончил, как на плечо ему легла тяжёлая рука.
— Ну-ка пошли, голубчик! — приказал незнакомец.
— Начальник! Эт самое… — Пьяница обернулся и, увидев человека в гражданском, немного успокоился. — Мужик, ты, если чё, не эт самое! ну, с кем не бывает! Ты, типа, эт самое…
— Ладно, пошли, «эт самое», — сказал Викентий (это был он).
— Э! Куда…
— Не бойся, недалеко.
… Утром в четверг мало кто заметил, что Викентий бледнее и мрачнее обыкновенного. «Да голова чего-то болит», — отвечал он, если кто-то обращал внимание на его состояние. Но работа оставляла мало времени для душевных терзаний, и к обеду он уже был в порядке.
Пропавшего пьянчужку начали искать только спустя месяц, когда его горемыка-жена решила, что «загул» супруга, не склонного ограничивать себя в развлечениях, всё же слишком затянулся. Искали его без фанатизма, но, даже если бы люди в погонах в прямом смысле слова рыли бы землю, результат был бы тот же, как если бы дело не заводили вовсе. Пропойца неопределённого возраста растворился без следа, и вряд ли хоть одна живая душа сильно сокрушалась по этому поводу.
Он стал первым, кто лёг на алтарь благополучия дома номер девятнадцать. Так Викентий Закомельский, которого через пять лет все без исключения заводчане звали Викентий Петрович, превратился в жреца загадочного подземного Божества. Он помнил, как, ободрав с пленника нечистое тряпьё, уложил его на жертвенник и впервые услышал — нет, ощутил в голове — слова, призывающие Хранителя. Он повторял их, испытывая ни с чем не сравнимое ощущение человека, поступающего правильно, как надо.
Это повторялось каждые четыре года, накануне Касьянова дня.
Он не знал, что делает подземный Бог со своими жертвами. Являясь на зов, тот отдавал безмолвный приказ — «Поди отселе!» — и Викентий оказывался в подвале, возле крепкой кирпичной стены, в которой не было ни единой трещины, не то что промоины, через которую конь пролезет. Не любопытствуя, что за страшные чудеса творятся ТАМ, он спешил из подвала прочь.
После первого обряда он заметил в своей шевелюре несколько седых волосков. После третьего раза его голова приобрела окраску «перец с солью». Он не роптал. Такова была расплата за благополучие в целом доме.
Гуляка остановился возле мусорных баков, решительно засунул себе два пальца в глотку и стравил. Едва он закончил, как на плечо ему легла тяжёлая рука.
— Ну-ка пошли, голубчик! — приказал незнакомец.
— Начальник! Эт самое… — Пьяница обернулся и, увидев человека в гражданском, немного успокоился. — Мужик, ты, если чё, не эт самое! ну, с кем не бывает! Ты, типа, эт самое…
— Ладно, пошли, «эт самое», — сказал Викентий (это был он).
— Э! Куда…
— Не бойся, недалеко.
… Утром в четверг мало кто заметил, что Викентий бледнее и мрачнее обыкновенного. «Да голова чего-то болит», — отвечал он, если кто-то обращал внимание на его состояние. Но работа оставляла мало времени для душевных терзаний, и к обеду он уже был в порядке.
Пропавшего пьянчужку начали искать только спустя месяц, когда его горемыка-жена решила, что «загул» супруга, не склонного ограничивать себя в развлечениях, всё же слишком затянулся. Искали его без фанатизма, но, даже если бы люди в погонах в прямом смысле слова рыли бы землю, результат был бы тот же, как если бы дело не заводили вовсе. Пропойца неопределённого возраста растворился без следа, и вряд ли хоть одна живая душа сильно сокрушалась по этому поводу.
Он стал первым, кто лёг на алтарь благополучия дома номер девятнадцать. Так Викентий Закомельский, которого через пять лет все без исключения заводчане звали Викентий Петрович, превратился в жреца загадочного подземного Божества. Он помнил, как, ободрав с пленника нечистое тряпьё, уложил его на жертвенник и впервые услышал — нет, ощутил в голове — слова, призывающие Хранителя. Он повторял их, испытывая ни с чем не сравнимое ощущение человека, поступающего правильно, как надо.
Это повторялось каждые четыре года, накануне Касьянова дня.
Он не знал, что делает подземный Бог со своими жертвами. Являясь на зов, тот отдавал безмолвный приказ — «Поди отселе!» — и Викентий оказывался в подвале, возле крепкой кирпичной стены, в которой не было ни единой трещины, не то что промоины, через которую конь пролезет. Не любопытствуя, что за страшные чудеса творятся ТАМ, он спешил из подвала прочь.
После первого обряда он заметил в своей шевелюре несколько седых волосков. После третьего раза его голова приобрела окраску «перец с солью». Он не роптал. Такова была расплата за благополучие в целом доме.
Страница
8 из 8
8 из 8