Конечная

К тому же в свете этих самых ламп любое лицо начинало напоминать физиономию покойника, — причем порядком подгнившего.

А потом ещё эта безлюдность. Никого.

Впрочем, наши оранжевые куртки, по-видимому, как-то повлияли на окружающий ландшафт, и через пару минут по лестнице (никаких эскалаторов! Каменный век!) застучали каблуки. Толстая тетенька лет тридцати-сорока, в распахнутом пиджаке подлетела к нам и начала тараторить.

— Ой, как хорошо… что вы приехали… думали уже все… кошмар какой-то… Петр Иванович чуть не умер… пропали… милицию вызывать… кто его знает, что могло…

— Э-э, гражданка, — я начал потихоньку закипать. — Нельзя ли по порядку? Кто вы такая, кто этот ваш Петр Иванович?

— Ой, — снова залилась тетенька. Тут я впервые заметил, что у нее все лицо мокрое (от пота? или от слез?), а глаза… не знаю, как это называется в медицине, но зрачки были расширены почти во всю радужную оболочку. Как у наркоманов или пьяных. Или напуганных до смерти. — Ой… Господи, да как же быть! ведь… Петр Иванович сказал… вы должны…

На такой работе, как сотрудник ремонтно-подвижного состава, приходится видеть много чего, а еще много с чем приходится сталкиваться. В общем, начинаешь привыкать ко всему. К «прыгунам», к трупам в вагонах. Их нередко не менты, а именно мы, ремонтники, и находим. Я уж молчу про драки, блевотину и тэ пэ.

Но эта тетенька… Скажу честно, ее взвинченность передалась и мне. Я почувствовал отвратительный покалывающий холодок в желудке — у студентов во время сдачи экзаменов это дело естественное. Тревога. Неизвестность. Через четверть часа тетенька, наконец, успокоилась и провела в «обезьянник». Там сидели два мента, толстый лысеющий субъект без пиджака в насквозь мокрой рубашке и бомж неопределенного возраста. Последний — за решеткой. Как обезьяна.

«Никакой ментуры», вспомнился императив Жопы-с-ручкой. Ну, тут уж не наша вина. Сам прекрасно должен знать, что на любой станции, даже такой задристанной, как эта, всегда есть отделение милиции.

Мы вошли.

— Ну, наконец, — просипел потный лысюк, выпрямляясь на стуле. Менты лениво посмотрели на нас. Бомж хрюкнул и подковылял к решетке.

— Я не понимаю, почему вы так долго… о, Господи, часа два наверное прошло. — Лысый субъект вытер лоб рукавом и покачал головой. — Ну что встали, как бараны, давайте, беритесь за дело.

Гизматтулин проглотил, а я не смог.

— Э, слушайте, любезный, — я поставил сумку ремонтника на пол. — На пол-тона ниже, лады? И без команд, мы не собаки.

— Поглядите на него, — всплеснул руками тот, — еще ерепенится! Хотите, чтобы вам от начальства влетело?

— Полегче, — я стал скрестил руки на груди и прислонился к стенке. — Если кому и нагорит, так это вам. Мы вообще щас можем взять — и назад поехать. Ясно? Мы ремонтники, а не эмчээсники. И если у кого-то не хватило мозгов, это не к нам вопрос.

Менты с интересом слушали мой проникновенный монолог. Лысюк выпучил по-рачьи глаза.

— Да как ты… вы…

— Ой, Петр Иванович, — заверещала снова тетенька (она стояла тут же, еще в дверях, и как мышь испуганно переводила взгляд с меня на лысюка), — да вам же вредно волноваться, вот водички выпейте…

Пока она обхаживала потного и лысого Петра Ивановича, я повернулся к ментам.

— Ребят, лучше вы объясните, чё случилось, а то от этого… ничего не добьешся.

— Да мы сами-то… — замялся молодой, с оттопыренными ушами. — Вроде как пропал кто-то в туннеле, двое этих, как их? — Он посмотрел на другого.

— Типа ниггеров, я тоже не помню, как их. — Тот покосился на бомжа в клетке, настороженно смотревшего на лампу. — Ну, которые копают все время, как кроты. Еще по телеку передача про них была… вроде, спелеологов…

— Ясно, диггеры. И давно?

Менты покачали головами.

Я обернулся к Петру Ивановичу.

— Слушай, начальник. Как и когда? Отвечай четко и без лишних базаров. Время идет.

— Да я… это… — он завращал глазами. — Ну, значит, приходят эти двое…

— Кто? Когда?

— В общем, девка и парень, в касках, с рюкзаками. Парень бойкий такой, картавил еще, сразу насел: мол, Егорыч… Это начальник станции, — пояснил лысюк. — Егорыч, мол, ксиву им дал, дескать, они могут лазить тут где угодно, печать свыше там, мол, стоит. Им, дескать, надо обследовать тоннель на предмет… как же он сказал? параллельных линий метрополитена… и еще чего-то там про мутационные виды крыс, ну, в общем, всякая х… — Лысый замолчал и начал глотать воздух. Рожа у него была красная, как после бани. И пропотел порядочно.

— Дальше чё? — насел я.

— Уф… щас… Дальше, звоню Егорычу, того нет дома. Я им: хрена вам, начальства нет, подтверждения нет, так что — обломись! Но только где там! Тут насела девка, — эта стала гнать что-то про правительственную программу… И, значит, достает мобилу и куда-то звонит.