Догляд

Дорога (то, что ещё можно было ею назвать) кончалась здесь, на самой вершине каменистого пригорка, и деревенька лежала перед ними как на ладони, в удивительно круглой, словно по циркулю, низине.

— Да, глубинка… — повторил Андрей Денисыч. — Странно.

— Ничего странного, па. Просто малюсенькая деревня, малипууусенькая, я же говорю!

Муся (так Андрей Денисыч называл дочку Марину) продолжала щёлкать.

Собственно говоря, от этой поездки ей и нужны были фотографии. Фотографии — и фольклор. Поговорки, присказки, «речевые особенности» — в общем, как получится, как повезёт. Какое счастье улыбнётся, как Нина Сергеевна говорила.

В Маринином случае это действительно могло быть счастье, да ещё какое — она уже прошла в третий тур областной краеведческой олимпиады, и если победит (а шансы имеются, и шансы хорошие), поедет на всероссийскую. «И не поедешь, а полетишь! Нам, между прочим, АВИАбилеты обещали», — ободряла Нина Сергеевна. Она же, кстати, и Наяру взять с собой упросила. Ну, как «кстати»… Теперь сидела эта Наяра в машине как приклеенная. Не прошло и пары месяцев, как она со своего Узбекистана, да ещё и с какого-то глухого аула, приехала. Зачем ей, скажите, то краеведение? Но Нина Сергеевна была уверена, что это и есть — освоиться. Понять и увидеть край, всё своими глазами, всё своими ушами. «А край у нас красивый какой, Наярочка! А там, глядишь, в чём-то Мариночке поможешь, подружитесь. Ну, деточка, выше голову!». Наяра молчала как рыба. Она и за всю поездку двух слов не сказала, только поздоровалась и, когда уже к пригорку подъезжали, что-то вроде «плохо!» ляпнула. Да с таким чувством, что Андрей Денисыч даже машину останавливал — он решил, что это ей, Наяре, плохо. Тошнит там её, или что… Не тошнило. Вообще непонятно, что имела в виду эта луноликая «деточка» (Нина Сергеевна всех «деточками» называла, — пятнадцатилетние деточки! а Наяра так вообще, та ещё «деточка», выше Сергеевны на голову, да ещё и шире — на такую же Сергеевну!)…

Ладно Наяра — так с ними же ещё и Гоша увязался. А этому-то восьмилетнему балбесу, спрашивается, что тут делать? Всю дорогу, пять с половиной часов, он в «этих своих интернетах» проплавал, да и теперь, похоже, не собирался выныривать, — вот и оставался бы дома, с мамой. «Интернет-кадет», так его мама называла — после того, как он пытался по интернету в какие-то кадетские классы записаться…

Вот он — его вихрастая голова в окошке нарисовалась:

— Папа, а где тут люди?

— На Бородине, — огрызнулась Муся. — Чё, инет тю-тю?

Гоша кивнул:

— То есть — то нет. — И пожал плечами.

— У меня, между прочим, тоже — то фотает, то нет… Всё, не щёлкает! — демонстративно опустила фотик Муся, глядя на отца. Но Андрей Денисыч продолжал озадачено смотреть вниз, на деревеньку…

— Папа! Ну люди — где? — заканючил Гоша (ему бы не в кадеты, ему бы в институт благородных девиц…

— Где… Там, в деревне. Всё-таки странно…

— Ты это уже сто сороковой раз повторяешь! — мотнула русыми кудряшками Муся — вернее, тем, что с ними стало (субботний сентябрьский денёк выдался солнечным, но ветреным, а здесь, на открытом месте, так и вообще дуло сразу со всех сторон, преобразуя рукотворные Мусины завитки в какие-то углы и ломаные). — А ЧТО странного-то? Ты не объясняешь, не объясняешь, не объясняешь!

— А ты сама — не видишь?

— А я сама — не вижу! — Муся совершенно не умела сердиться, а вот повышенные тона — это да, это хлебом не корми, вся в мать…

Сердиться было, в общем-то, и не на что. Не прошло и получаса, как Муся сама это «странно» разве что не сто сорок раз повторила, — и то странно, и то, и это… А самое смешное, так это что и Гоша не такую уж ерунду спрашивал! Прямо как чувствовал. Действительно: люди-то — где?

— Может, все спят? — Муся задумчиво водила рукой по косой рассохшейся раме малюсенького окошка. Только что она в него стучалась. Да куда она только ни стучалась — и она, и папа, и Гоша (только Наяра стояла да глазами хлопала, — это не Наяра, это, блин, балласт какой-то… Ни единая занавеска не дрогнула — а занавешено было буквально каждое окно, с каким-то особенным тщанием, так, что ни щёлочки, ни просвета. Наглухо. Глухие, чёрные, покосившиеся, необъяснимо одинаковые (что одна, что другая!) избушки…

Именно избушки — ни тебе сайдинга, ни… да ничего. Нет, по-своему даже красиво: дыхание времени и всё такое. Но ведь… не живут так люди. Что там сайдинг — нет и забора! Ни единого, ни у кого. Нет двора, надворных построек — пусть самых стареньких, гнилых, развалившихся. Ни сараюшки, ни навесика, ни курятничка какого завалящего, ни конуры… Нет огородов — ни грядочки! Избушка — а вокруг пусто. Это-то Андрей Денисыч и заметил ещё с пригорка — торчат одни домики. Как грибы. Домики — и ничего больше. И это в деревне?

— Может, все умерли? — предположил Гоша. Ему было скучно.