Агрономикон: Харвестеры Жатвы

— Мы порвали их! — орал Лакост. — Отделали их, как армейцы канадцев! Надо это отметить! Надо это охренительно тщательно отметить, сынок! Ты понял меня, нет? Зови меня «полковник, сэр», сопляк!

— Полковник сэр сопляк! Ты спятил к хренам конячьим, дай сюда живо ствол! Дай сюда сейчас же!

Лицо его окаменело, сделавшись почти как у Эдуарда. Он наставил свою пушку на меня.

— Ах ты обгашенный хренадол, — задохнулся я.

Машину тем временем несло куда-то вкось к обочине. «Злая Красная Мурена» пошла вразнос — хорошо хоть, обе полосы пустовали.

— Следи за дорогой!

Он отвернулся, стал крутить руль, наощупь запихнул ствол в бардачок.

Чтобы отвлечься, я повернул зеркало заднего вида, стал тщательно поправлять свою тирольскую шляпу с фазаньим перышком.

— Твою мать, верни зеркало обратно! Ты, гребаный Фолкнер! Оставь его, да! Оно мне нужно! Вот так! Ты это видишь? Какого хрена, за нами хвост из федералов?!

— У тебя паранойя!

— Паранойя? Да я, твою мать, само спокойствие! Мы сделали это малыш, понял ты меня, а? Мы их порвали!

И тут он опять завел свою шарманку про наш невероятный успех. Все дело было в том, что пятый «Агрономикон» побил по тиражам и сборам «Рублевские зори» Беладонны Фламберг, лидера отечественного книжного рынка, с ее эпопеей про старшеклассника Эдуарда и его подругу-ведьмачку Беллу (надо думать, альтер эго сорокалетней светской львицы).

Терпеть все это стало невыносимо. Пришлось приложиться к расписанной под хохлому перечнице, под завязку забитой забористым порошком. С шумом втягивая онемевшими ноздрями, я откинул голову на подлокотник и закрыл глаза.

Открыть глаза меня заставил монотонный бубнеж Лакоста. Сперва я решил, что он разговаривает со мной. Затем оказалось, что сзади нас, по обеим сторонам от пластикового Эдуарда, сидят девицы — блондинка и рыжая, с рюкзачками на загорелых коленках. Гребаные хитчхайкерши? Когда мы успели их подхватить?

Мой агент втолковывал девицам:

— Этот парень рядом со мной… Не обращайте внимания, что он так дерьмово выглядит, на самом деле он настоящая знаменитость. Это типа лучший писатель десятилетия, я не вру! Смотрели это, «Ночной дозор»?

Это-то тут причем, лихорадочно подумал я. Что он несет?

Девицы закивали, прикладываясь к голубым жестянкам «левенбрау».

— Неважно! — орал агент. — у моего друга там совсем про другое, в его книжке, ничего общего. И называется его лядский роман по-другому. Как же он называется, твою мать? Неважно! Главное, короче, что этот парень что-то типа Кафки с ноутбком, что-то типа русского Маркеса, он просто конь с яйцами от литературы, говорю вам…

Не пристрелить ли его пока не поздно, подумал я. Главное дотянуться до бардачка, где он прячет свою пушку.

— Как называется книга? — спросила рыжая.

— «Окна в пустоту», — ответил мой рот, хотя я собирался молчать.

— Гребаные Окна! — орал агент. — В гребаную! Пустоту-у-у! Его номинировали на гребаный Сельдерей!

— И про что там?

— Один парень, — сказал мой непослушный рот. — Ищет другого, своего друга. Он приезжает в странный город, населенный странными типами, призраками и всякими фантасмагорическими видениями. Борхесовский сюжет, понимаете? В этом ключе он как бы и Одиссей и Язон, одновременно, но чисто технически это ближе к Джойсу, только без этих его ирландских шуточек, на нашем материале. Еще там есть маленький мальчик, от которого зависит судьба мира. В определенный момент от его желания зависит то, по какому вектору будет развиваться история, он что-то типа точки отсчета, и вот мой лирический герой…

— Смахивает на «ночной дозор», а? — сказала блондинка своей рыжей подружке.

Я зажмурился. Боже, что я тут делаю? Во что я превратил свою жизнь. Прогнило что-то в королевстве Датском. Мы едем… Кстати, куда? А, точно! Мы едем в Новые Курочки, где выпивкабарбекюдевочки… Что заставляет меня делать это? Кто сказал мне, что в Новых Курочках будет лучше? Куда несешься ты, «Злая Красная Мурена»? Где я в этом потоке? Кто виноват, что делать? И, главное, кому на Руси жить хорошо? Кем бы ни был этот хренатор, ему, судя по всему, не занимать здорового цинизма. И еще я могу совершенно точно сказать, что ответ на все эти больные вопросы такой: э-э-э, стоп моторы, придержи-ка коней, детка, это точняк не я!

Я как белка, только не внутри колеса, а внутри «Злой Красной Мурены», которая нарезает круги по Подмосковью, которое, как грибной паштет по бутерброду, размазано по этому самому колесу, колесу сансары… Короче, постмодернизм.

Агент мой продолжал мести языком, подхватив инициативу. Сейчас начнет пересказывать им всю мою биографию. Сначала про «Окна» — гран-при за крупную форму, учрежденное в честь нашего великого романиста, нобелевского лауреата — Платиновую ветвь сельдерея на постаменте красного дерева — я так и не получил.