25 мин, 24 сек 9654
Зато через пару месяцев по роману наспех слепили 12-серийную телеэкранизацию с Бурмантом и Рындиной в главных ролях. Сделали из моего романа комедийную мелодраму. Я отомстил режиссеру, переспав с его модельной женой.
А дальше, когда восторги поутихли, начался гребаный «Агрономикон». Псевдоним я придумал за пару минут, в соответствии с нарицательным порно-методом: кота моего (рыжий пушистый шар с мерзким писклявым голосом; Алина уходя от меня после истории с режиссерской женой, забрала его с собой) звали Феликс, а квартировал я тогда неподалеку от проспекта Андропова. Так и родился успешный бренд F. Андропоff.
Теперь даже мой агент называет меня Феликсом.
Один сумасшедший сетевой обозреватель дал название жанру: «агромакабр». Статья его называлась: «Ф. Андропофф. Увы, Боль»… Блоггеры единодушно назвали меня главным разочарованием, а «Агрономикон» — худшей книгой года. Весь первый тираж смели с прилавков за считанные дни. На пиратских сайтах растягивались простыни комментариев, кипели дискуссии и споры. Тогда я даже предположить не мог, что за этим последуют «Агрономикон-2: Что скрывает рожь», «Агрономикон-3: НекроХоз-миллионер», «Агрономикон-4: Кровавые корнеплоды» и, наконец, «Агрономикон-5: Харвестеры Жатвы», обогнавший по сборам романистку Фламберг.
И вот мы празднуем и празднуем этот наш триумф, и никак не можем остановиться. Едем из Москвы в Новые Курочки, где ждут нас море выпивки, барбекю и девочки.
Сонмы крылатых созданий преследуют нас. Морочат приходные головы, нашептывают всякую чушь. То ли ангельские хоры, то ли летучие мыши, то ли бладжеры и квоффлы, то ли летающие куриные окорочка.
Летит, пыля по проселкам, в лесные дали, «Злая Красная Мурена», забитая наркотой, как передвижная аптека, а в ней сидят писатель и его агент. Похожи они не на писателя и агента, а на живое пособие для студентов-наркологов. Безбашенные оторванцы, двое парней из очередного потерянного поколения, самые сраные осколки лета.
Как же тяжела ты, дорога до Новых Курочек!
of mice and men and zombies
Я открыл глаза и не понял, где нахожусь. Сидел в полумраке, за столом, накрытом клеенкой в ромашках. Передо мной стояла керосиновая лампа, о стекло которой бились пегими крылышками мелкие ночные бабочки.
В барабанные перепонки ломились чудовищные, выворачивающие душу наизнанку звуки. Нечто невообразимое, партитура труб страшного суда, исполняемая на трубах водопроводных. Скрежет и лязг, буря и натиск.
Прямо передо мной сидел манекен Эдуард в серой тройке, в его пластиковую руку было вставлен ополовиненный граненый стакан. Чуть левее возвышалась циклопическая бутыль мутной самогонки, а еще левее сидел худощавый, до черноты загорелый дед. Растянутый ворот застиранной тельняшки открывал худые ключицы, в зубах папироса. Он играл на гармони «Камон, бэби, лайт май файя» группы «Дорз».
Позади него, страшно оскалившись, плясал, высоко поднимая колени и маша руками, как упоротая чайка крыльями, мой сумасшедший агент. На нем был ватник и растянутые треники, на затылке шапка ушанка (ее распущенные уши качались в такт его махательным движениям).
На мне, поверх гавайки, тоже оказался ватник, а вместо шорт — выцветшие военные бриджи, заправленные в кирзовые сапоги.
Я хотел спросить «какого рожна здесь происходит», но вместо этого мой рот проговорил:
— Лакост, а где бабы?!
— Какие бабы? — проорал мой агент, маша руками, подплывая ко мне сквозь окутанное сумраком пространство.
— Рыжая и блондинка!
— О чем ты толкуешь, твою мать? Неужели нельзя просто расслабиться, просто получать удовольствие от жизни! просто почувствуй эту волну! Просто приди и разожги мой огонь, детка! Камон, бэйби, лайт май файя! Камон, бэйби, лайт май файя…
Меня мутило. Мы находились в какой-то подсобке, через дверной проем падали лиловатые отсветы галогеновых ламп. Я обвел помещение ошалелым взглядом и увидел мышку. Она сидела возле порога, шевеля усиками, сосредоточенно суча у самого своего носа маленькими лапками. Умные глазки-бусинки смотрели прямо на меня. Дважды мигнув, мышка проворно побежала через порог, виляя тонким хвостиком.
Борясь с тошнотой, ступая не очень уверенно и периодически хватаясь за стену, я последовал за ней.
Передо мной было длинное, ярко освещенное помещение. Оранжерея. Вдоль стен тянулись длинные металлические столы, заставленные пластиковым садками с пышной рассадой. Я пошел вперед, отводя от лица узкие резные листья. Кое-где садки с каннабисом перемежались пушистыми шарами лофофоры Вильямса в глиняных кадках.
Мышка нырнула под один из столов. Я встал на карачки и пополз следом.
Оттуда, из темноты, прямо на меня смотрели, поблескивая равнодушным оловом, чьи-то глаза.
— Не узнаешь? — хрипло спросили из тьмы.
Я почувствовал резкий неприятный запах.
А дальше, когда восторги поутихли, начался гребаный «Агрономикон». Псевдоним я придумал за пару минут, в соответствии с нарицательным порно-методом: кота моего (рыжий пушистый шар с мерзким писклявым голосом; Алина уходя от меня после истории с режиссерской женой, забрала его с собой) звали Феликс, а квартировал я тогда неподалеку от проспекта Андропова. Так и родился успешный бренд F. Андропоff.
Теперь даже мой агент называет меня Феликсом.
Один сумасшедший сетевой обозреватель дал название жанру: «агромакабр». Статья его называлась: «Ф. Андропофф. Увы, Боль»… Блоггеры единодушно назвали меня главным разочарованием, а «Агрономикон» — худшей книгой года. Весь первый тираж смели с прилавков за считанные дни. На пиратских сайтах растягивались простыни комментариев, кипели дискуссии и споры. Тогда я даже предположить не мог, что за этим последуют «Агрономикон-2: Что скрывает рожь», «Агрономикон-3: НекроХоз-миллионер», «Агрономикон-4: Кровавые корнеплоды» и, наконец, «Агрономикон-5: Харвестеры Жатвы», обогнавший по сборам романистку Фламберг.
И вот мы празднуем и празднуем этот наш триумф, и никак не можем остановиться. Едем из Москвы в Новые Курочки, где ждут нас море выпивки, барбекю и девочки.
Сонмы крылатых созданий преследуют нас. Морочат приходные головы, нашептывают всякую чушь. То ли ангельские хоры, то ли летучие мыши, то ли бладжеры и квоффлы, то ли летающие куриные окорочка.
Летит, пыля по проселкам, в лесные дали, «Злая Красная Мурена», забитая наркотой, как передвижная аптека, а в ней сидят писатель и его агент. Похожи они не на писателя и агента, а на живое пособие для студентов-наркологов. Безбашенные оторванцы, двое парней из очередного потерянного поколения, самые сраные осколки лета.
Как же тяжела ты, дорога до Новых Курочек!
of mice and men and zombies
Я открыл глаза и не понял, где нахожусь. Сидел в полумраке, за столом, накрытом клеенкой в ромашках. Передо мной стояла керосиновая лампа, о стекло которой бились пегими крылышками мелкие ночные бабочки.
В барабанные перепонки ломились чудовищные, выворачивающие душу наизнанку звуки. Нечто невообразимое, партитура труб страшного суда, исполняемая на трубах водопроводных. Скрежет и лязг, буря и натиск.
Прямо передо мной сидел манекен Эдуард в серой тройке, в его пластиковую руку было вставлен ополовиненный граненый стакан. Чуть левее возвышалась циклопическая бутыль мутной самогонки, а еще левее сидел худощавый, до черноты загорелый дед. Растянутый ворот застиранной тельняшки открывал худые ключицы, в зубах папироса. Он играл на гармони «Камон, бэби, лайт май файя» группы «Дорз».
Позади него, страшно оскалившись, плясал, высоко поднимая колени и маша руками, как упоротая чайка крыльями, мой сумасшедший агент. На нем был ватник и растянутые треники, на затылке шапка ушанка (ее распущенные уши качались в такт его махательным движениям).
На мне, поверх гавайки, тоже оказался ватник, а вместо шорт — выцветшие военные бриджи, заправленные в кирзовые сапоги.
Я хотел спросить «какого рожна здесь происходит», но вместо этого мой рот проговорил:
— Лакост, а где бабы?!
— Какие бабы? — проорал мой агент, маша руками, подплывая ко мне сквозь окутанное сумраком пространство.
— Рыжая и блондинка!
— О чем ты толкуешь, твою мать? Неужели нельзя просто расслабиться, просто получать удовольствие от жизни! просто почувствуй эту волну! Просто приди и разожги мой огонь, детка! Камон, бэйби, лайт май файя! Камон, бэйби, лайт май файя…
Меня мутило. Мы находились в какой-то подсобке, через дверной проем падали лиловатые отсветы галогеновых ламп. Я обвел помещение ошалелым взглядом и увидел мышку. Она сидела возле порога, шевеля усиками, сосредоточенно суча у самого своего носа маленькими лапками. Умные глазки-бусинки смотрели прямо на меня. Дважды мигнув, мышка проворно побежала через порог, виляя тонким хвостиком.
Борясь с тошнотой, ступая не очень уверенно и периодически хватаясь за стену, я последовал за ней.
Передо мной было длинное, ярко освещенное помещение. Оранжерея. Вдоль стен тянулись длинные металлические столы, заставленные пластиковым садками с пышной рассадой. Я пошел вперед, отводя от лица узкие резные листья. Кое-где садки с каннабисом перемежались пушистыми шарами лофофоры Вильямса в глиняных кадках.
Мышка нырнула под один из столов. Я встал на карачки и пополз следом.
Оттуда, из темноты, прямо на меня смотрели, поблескивая равнодушным оловом, чьи-то глаза.
— Не узнаешь? — хрипло спросили из тьмы.
Я почувствовал резкий неприятный запах.
Страница
3 из 8
3 из 8