Амаири

И в голове молодого человека тучи и туман куда-то отступили, — чтобы не забыть, он решил записать, вернее, зарисовать, схему чего-то… чего-то… К чему это могло относиться, Амаири так и не понял, но что оно должно быть именно таким — ничуть не сомневался. Не вспомнив спросонья, что здесь везде всегда лежат склейки для заметок, он ощупью отыскал в сумке блокнот, который таскал с собой — для разных записей: интересное лицо, разговор или наметки стиха… При лунном свете на столике у окна начертил нечто вроде детского солнышка и цветочков вокруг. Затем снова лег и, улыбаясь, заснул.

Поутру сон Амаири прервался привычным впечатлением чужого взгляда, — но на этот раз на него и вправду смотрели: еще не рассвело, и в синем сумраке он угадал по силуэту Вирмиоми, присевшую в изножье кровати.

— Который час? — спросил он севшим со сна голосом.

— Начало десятого, — ответила девушка.

И дальше говорила не останавливаясь, — Амаири не перебивал ее вопросами: в редеющих сумерках казалось лишним что либо уточнять; не хотелось ему также двигаться или возмущаться — все истает, уплывет, как ночь, как время, — и только луна опять взошла, напоминая, что очень многому свойственно возвращаться, повторяясь. Ему показалось еще, будто он уже все это знал: и то, что она не дочь Гиркайна, и еще про одного ребенка Веллетина, самоубившегося, только чтобы не выдать отгадку, и про глупого ассистента отца, который думал, что за сотрудничество получит доступ к дорогим препаратам и оборудованию и сможет сам воспользоваться открытием… и замороженные гениталии Веллетина он как бы видел своими глазами.

— Они говорят — у нас примитивное, не абстрактное мышление. Правда, в бога и загробную жизнь мы так же, как и они, не умеем верить… А значит и в справедливое возмездие. Прощай, братик. Ты везучий.

Она тихонько вышла, а Амаири еще полежал — даже с закрытыми глазами: словно он еще не проснулся, словно девушка была частью ночных видений, которые рассеются с приходом нового дня. Про ночное озарение напомнил блокнот — страница с рисунком была выдрана, но плохо различимый отпечаток его сохранился на следующей…

Спустившись вниз — уже одетый, с сумкой через плечо, Амаири увидел непривычно не накрашенную Ноэле, — она сидела в халате на диване, на столике перед ней остывал кофе, дымилась сигарета в пепельнице. Женщина равнодушно, мельком взглянула на него и опять уставилась в задумчивости на чашку, она даже не сделала попытки ответить на его «до свиданья», которое Ааири все-таки произнес, хотя понимал, что оно ни к чему.

Он вернулся домой и стал ждать, когда ему позвонит Гиркайн, — возможно, предполагая, что тому захочется как-то закруглить историю их отношений, возможно, помня о его замечании насчет Вирмиоми… Но прошла неделя, две, месяц, а брат не звонил. Когда сошел снег, Амаири не выдержал и поехал в Ронву: дом стоял на месте, но калитка в заборе была заперта, — постояв немного, вглядываясь в тусклые стекла окон, юноша уже собирался перелезть через ограду, чтобы окончательно убедиться — там никого нет, но какой-то человек, кажется, сосед, избавил его от труда, крикнув, что да, никого нет, и уже давно никто не появлялся…

И Амаири решил не думать больше о Гиркайне, Ноэле, Гино и Вирмиоми… о Веллетине, тайне, глупой женщине, которая убежала от кого-то давно и, не зная, что же за ублюдка произвела на свет, оставила его в роддоме… А пара старинных книг и несколько фарфоровых безделушек покрывались пылью, как и все остальные вещи в его квартире — и пыль эта уравнивала их с остальными вещами, — иногда ему думалось, что он сам все сочинил от скуки, сидя на работе… А старые вещи были и в доме его родителей…

Через два года Амаири, проходя как-то мимо забавной витрины магазина, загляделся на расставленные там предметы, а потом взгляд случайно скользнул по отразившемуся в ней знакомому лицу: уже вечерело, людей вокруг было немного, — Амаири резко обернулся — Гиркайн, это был он, приостановился, доставая пачку сигарет: глядя на Амаири — спокойно, как на незнакомого, он вынул сигарету, вставил в уголок рта и — поднес к ее кончику указательный палец, — полыхнул синеватый огонек, сигарета затлела… Гиркайн сделал затяжку и зашагал дальше, — больше Амаири никогда его не видел.

Послесловие

Автор не совсем равнодушен к тому, что ему говорят и советуют. Но все-таки не профессиональный писатель, а всего лишь графоман, не способный довести до ума свое несовершенное творение. Поэтому — послесловие.

Разумеется, по ходу написания рассказа детали фантастической его составляющей сами собой очерчивались и, в конце концов, обрели вполне четкую развертку. Но никак не хотели умещаться в повествование. И даже обдумывая замечание читателя (хорошая вещь — конкурсы, — тебя вынуждены читать!) насчет недостаточно обозначенной кульминации, я, уже вроде согласившись на правку, понимаю — не получается, будет лишним, — по моим ощущениям.