Добавить в моё избранное
26 мин, 55 сек 15878
Выглядел я и в правду не очень, зато чувствовал себя, как ни странно, гораздо лучше.
Увидев меня, раздетого до пояса, она смутилась, сказала:
— Прости, — и хотела уже выйти, как взгляд ее остановился на оставленной на кровати гитаре. Я быстро натянул через голову майку, морщась от боли.
А девочка тем временем, казалось, обо мне и забыла. Даже расцвела вся как-то. Потянулась к гитаре, без спросу, прошлась пальцами по струнам, и инструмент сначала тихо заплакал, а потом и запел, повинуясь ее едва заметным движениям.
— Ты умеешь играть? — удивленно выдохнул я.
— Немного.
Немного? Струны дрожали под легкими движениями ее пальцев, как завороженные. И в душе проснулось что-то похожее на восторг, на безумную тоску, жажду, утолить которой не было никакой возможности… или была… Она играла восхитительно, вкладывая в свою игру нечто до боли мне знакомое. Наверное, тоску? Может, одиночество?
Гитара вдруг умолкла. Некоторое время мы молчали. Мир обрел свои краски и очертания, ударил в нос запах ее духов, терпкий, слегка горьковатый, и я вспомнил, что человеку вообще-то полагается дышать, хоть изредка.
— Берем гитару! — прохрипел я, укладывая свою красавицу в чехол. — Найдем где-нибудь укромное место, и я тебе сыграю.
Оля покраснела. И я понял, что наверное, сморозил глупость. Сыграю некрасивой девчонке? Провались бы эта толстуха!
Злость на Олю не прошла и на улице. Ну и какого черта она за мной увязалась? И теперь ходит хвостом, как привязанная. А мы даже не друзья. Мало того, я не хотел дружить с дурнушкой. Мне нужна была только Лена. Мой красивый ангел Лена, а не эта толстая, уродливая девчонка.
— Давай остановимся, — тихо попросила она.
Я обернулся. Оля тяжело дышала. Лицо ее покраснело, на этот раз не от смущения, а от одышки. Только сейчас я понял, что гнал, как сумасшедший, не разбирая дороги. А теперь и сам не сильно-то теперь понимал, куда мы забрели и как вернуться обратно.
Никогда не был в этом месте. Узенькая улочка со старыми, еще довоенными домами. Потемневшими от времени, заброшенными и никому не нужными. Справа от меня — выше человеческого роста, деревянный забор, а через дыру в заборе видно покосившееся, явно заброшенное здание.
Здание это не было похоже на жилое, скорее на общественное: тяжелые, полуоткрытые двери, украшенные арочным порталом и колоннами. Ведущие к дверям крутые, побитые временем ступени. И в то же время — на удивление маленькие размеры. Как будто перед нами была миниатюрная, запорошенная прошлогодними листьями, копия чего-то монументального. Но даже эта копия производила впечатление.
— Пойдем, — я взял Олю за руку и потянул к дыре в заборе. Перед входом в здание был небольшой, округлый дворик, через который вела к ступенькам тропинка, едва заметная в зарослях сухого, прошлогоднего чернобыльника. Под пушистыми стеблями пробивалась густо-зеленая, еще нежная трава.
— Я боюсь, — замялась вдруг Оля.
Увидев меня, раздетого до пояса, она смутилась, сказала:
— Прости, — и хотела уже выйти, как взгляд ее остановился на оставленной на кровати гитаре. Я быстро натянул через голову майку, морщась от боли.
А девочка тем временем, казалось, обо мне и забыла. Даже расцвела вся как-то. Потянулась к гитаре, без спросу, прошлась пальцами по струнам, и инструмент сначала тихо заплакал, а потом и запел, повинуясь ее едва заметным движениям.
— Ты умеешь играть? — удивленно выдохнул я.
— Немного.
Немного? Струны дрожали под легкими движениями ее пальцев, как завороженные. И в душе проснулось что-то похожее на восторг, на безумную тоску, жажду, утолить которой не было никакой возможности… или была… Она играла восхитительно, вкладывая в свою игру нечто до боли мне знакомое. Наверное, тоску? Может, одиночество?
Гитара вдруг умолкла. Некоторое время мы молчали. Мир обрел свои краски и очертания, ударил в нос запах ее духов, терпкий, слегка горьковатый, и я вспомнил, что человеку вообще-то полагается дышать, хоть изредка.
— Берем гитару! — прохрипел я, укладывая свою красавицу в чехол. — Найдем где-нибудь укромное место, и я тебе сыграю.
Оля покраснела. И я понял, что наверное, сморозил глупость. Сыграю некрасивой девчонке? Провались бы эта толстуха!
Злость на Олю не прошла и на улице. Ну и какого черта она за мной увязалась? И теперь ходит хвостом, как привязанная. А мы даже не друзья. Мало того, я не хотел дружить с дурнушкой. Мне нужна была только Лена. Мой красивый ангел Лена, а не эта толстая, уродливая девчонка.
— Давай остановимся, — тихо попросила она.
Я обернулся. Оля тяжело дышала. Лицо ее покраснело, на этот раз не от смущения, а от одышки. Только сейчас я понял, что гнал, как сумасшедший, не разбирая дороги. А теперь и сам не сильно-то теперь понимал, куда мы забрели и как вернуться обратно.
Никогда не был в этом месте. Узенькая улочка со старыми, еще довоенными домами. Потемневшими от времени, заброшенными и никому не нужными. Справа от меня — выше человеческого роста, деревянный забор, а через дыру в заборе видно покосившееся, явно заброшенное здание.
Здание это не было похоже на жилое, скорее на общественное: тяжелые, полуоткрытые двери, украшенные арочным порталом и колоннами. Ведущие к дверям крутые, побитые временем ступени. И в то же время — на удивление маленькие размеры. Как будто перед нами была миниатюрная, запорошенная прошлогодними листьями, копия чего-то монументального. Но даже эта копия производила впечатление.
— Пойдем, — я взял Олю за руку и потянул к дыре в заборе. Перед входом в здание был небольшой, округлый дворик, через который вела к ступенькам тропинка, едва заметная в зарослях сухого, прошлогоднего чернобыльника. Под пушистыми стеблями пробивалась густо-зеленая, еще нежная трава.
— Я боюсь, — замялась вдруг Оля.
Страница
3 из 8
3 из 8
