Добавить в моё избранное
26 мин, 22 сек 20186
И хотя скал на острове не было — лишь покатые холмы и бездонные ямы — но именно это название подходило лучше всего.
Машина остановилась, Сенька напрягся и набрал в легкие побольше воздуха. Не дышать! Если отец Василий заподозрит неладное — мальчику несдобровать. Но вот хлопает дверь, знакомый голос бубнит «отче наш», и шаги его сглатывает холодный прибой.
Сенька высунул голову из мешка. Дышать стало легче, но опасность рассекретиться не исчезла. Шурин Сергей остался в кабине. Такого развития событий не предполагалось.
«Если он не уйдет, я просижу в этом вонючем мешке всю ночь, — думал Сенька, — и пропущу самое интересное».
Но опасениям мальчика не суждено было сбыться. Через десять минут из кабины донесся сладостный храп.
Эврика!
Опасности нет, шурин уснул. Сенька выполз из мешка, будто линяющий уж. Двигаясь как можно тише, мальчик обошел машину и бросился вперед. Густые заросли дикой акации спрятали его от фар.
Адреналин обжог холодные щеки.
Волны прибивали к берегу ленточки пены. Водоросли, и рыхлый ил, и всё то, что лежит на дне, подымаясь лишь во время дикого шторма. Сгнившие волосы и кости, тела утопленников, желтые зубы и части сброшенных в реку машин.
Оставив в покое берег, Сенька двинулся вглубь.
Его путь лежал через овраги, и густые болота, облепившие остров. В мутной, стоячей воде рождались возбудители неизвестных болезней. Смертоносные вирусы жили в комарах, и если такой комар кусал человека, его смертью становилось безумие, похожее на одержимость. Может, он видел глаза в дуплах, или змей с человеческими лицами. От этой мысли Сеньке стало не по себе. К тому же он заметил непонятные шевеления в лесу — словно что-то большое и красное, спрыгнуло с ветки и скрылось во тьме.
Мальчик остановился, взгляд метнулся в сторону. Глухомань. Кислые звуки чьего-то присутствия. Они затихли, и больше не повторялись, лишь плеск на дне болота и гудение беспокойной земли заставили чуть ускорить шаг.
Большую часть острова занимали леса и болота. Топь доходила до корней, забиралась внутрь столетних деревьев и вымывала из них все живое. В прокисшем супе из мокриц и гнилых листьев постоянно что-то булькало, рождалось и погибало. Это ощущение не передать словами, оно подобно ультразвуковой волне, нагоняющей ужас. Каждое дерево — словно памятник, словно ведьма с косматыми волосами, а за ней холодные чащи, и чертовски-глубокие омуты. На искривленных кустах спеют волчьи ягоды, черничники впились в рыхлую землю, и кажется, тянут соки из самого ада.
Куда бы не пошел Арсений, в какую бы не кинулся глушь — его не покидало тошнотворное ощущение могильника. Под землей спала какая-то легенда. Её руки тянулись к живому, чтобы обратить его в прах, в перегной, уцепить за шиворот и затащить в трясину. И звуки вдалеке — это не разыгравшаяся фантазия. Они едва уловимы, как ядовитые испарения, вздымающиеся над землей.
Сенька сажал нос, чтобы не позволить зеленому газу проникнуть внутрь, и сыграть с мозгом злую шутку. В этот момент он увидел то, чего никак не ожидал.
«Оказывается, на этом острове когда-то жили люди!»
Именно когда-то… а сейчас от них остались только жалкие лачуги, похожие на кельи с картин Иеронима Босха, плоские срубы стен, поросшие уродливыми грибами. Здесь всё было неправильно — из печи торчали тростинки хвороста, похожие на крысиные хвосты. Крыша скрипела от ветра, налегая провисшими балками на пустые углы без икон.
В одном из домов Сеньу привлек блестящий предмет.
«Ого! — подумал мальчик. — А вот и награда на пережитые испытания!»
Из щели в стене торчала серебряная ложка. Благородный металл почти не потемнел, а в свете фонарика заблистал ещё ярче. Настроение у Сени мигом повысилось. Может, этой ложкой ел какой-нибудь барин, или купец много веков назад? А может, она принадлежала семье местных старост? Ведь домик стоял с краю поселка, а в них, как обычно…
Арсений вскрикнул, и вытянул вперед ложку, будто она могла защитить от шороха за окном.
Что это было?!
Мальчик выбежал на улицу, и попытался осветить все темные углы, каждый сантиметр проклятой земли. Ах, как жалко, что фонарь не может подняться в небо и стать размером с солнце.
Здесь кто-то есть! И это не отец Василий, и не шурин Сергей. Звук был резким, словно выстрел над ухом. Множество маленьких слепней облепили кожу, плотным жилетом из мурашек и пота.
От ужаса Сенька чуть не расплакался! Ему вдруг захотелось домой, в свою комнату, под покров одеяла и чудотворных молитв, которые дядя произносил перед сном. Странно, что именно сейчас на память не пришло ни единого слова из «Отче Наш» или «Живых помощей». Память будто выдуло сквозняком.
Вместо этого мальчик чувствовал себя малолетним мародером. Он забрался в чужие дома, и сейчас его поймал не вымышленный купец, или поселковый староста, а что-то плохое, страшное, и очень-очень холодное.
Машина остановилась, Сенька напрягся и набрал в легкие побольше воздуха. Не дышать! Если отец Василий заподозрит неладное — мальчику несдобровать. Но вот хлопает дверь, знакомый голос бубнит «отче наш», и шаги его сглатывает холодный прибой.
Сенька высунул голову из мешка. Дышать стало легче, но опасность рассекретиться не исчезла. Шурин Сергей остался в кабине. Такого развития событий не предполагалось.
«Если он не уйдет, я просижу в этом вонючем мешке всю ночь, — думал Сенька, — и пропущу самое интересное».
Но опасениям мальчика не суждено было сбыться. Через десять минут из кабины донесся сладостный храп.
Эврика!
Опасности нет, шурин уснул. Сенька выполз из мешка, будто линяющий уж. Двигаясь как можно тише, мальчик обошел машину и бросился вперед. Густые заросли дикой акации спрятали его от фар.
Адреналин обжог холодные щеки.
Волны прибивали к берегу ленточки пены. Водоросли, и рыхлый ил, и всё то, что лежит на дне, подымаясь лишь во время дикого шторма. Сгнившие волосы и кости, тела утопленников, желтые зубы и части сброшенных в реку машин.
Оставив в покое берег, Сенька двинулся вглубь.
Его путь лежал через овраги, и густые болота, облепившие остров. В мутной, стоячей воде рождались возбудители неизвестных болезней. Смертоносные вирусы жили в комарах, и если такой комар кусал человека, его смертью становилось безумие, похожее на одержимость. Может, он видел глаза в дуплах, или змей с человеческими лицами. От этой мысли Сеньке стало не по себе. К тому же он заметил непонятные шевеления в лесу — словно что-то большое и красное, спрыгнуло с ветки и скрылось во тьме.
Мальчик остановился, взгляд метнулся в сторону. Глухомань. Кислые звуки чьего-то присутствия. Они затихли, и больше не повторялись, лишь плеск на дне болота и гудение беспокойной земли заставили чуть ускорить шаг.
Большую часть острова занимали леса и болота. Топь доходила до корней, забиралась внутрь столетних деревьев и вымывала из них все живое. В прокисшем супе из мокриц и гнилых листьев постоянно что-то булькало, рождалось и погибало. Это ощущение не передать словами, оно подобно ультразвуковой волне, нагоняющей ужас. Каждое дерево — словно памятник, словно ведьма с косматыми волосами, а за ней холодные чащи, и чертовски-глубокие омуты. На искривленных кустах спеют волчьи ягоды, черничники впились в рыхлую землю, и кажется, тянут соки из самого ада.
Куда бы не пошел Арсений, в какую бы не кинулся глушь — его не покидало тошнотворное ощущение могильника. Под землей спала какая-то легенда. Её руки тянулись к живому, чтобы обратить его в прах, в перегной, уцепить за шиворот и затащить в трясину. И звуки вдалеке — это не разыгравшаяся фантазия. Они едва уловимы, как ядовитые испарения, вздымающиеся над землей.
Сенька сажал нос, чтобы не позволить зеленому газу проникнуть внутрь, и сыграть с мозгом злую шутку. В этот момент он увидел то, чего никак не ожидал.
«Оказывается, на этом острове когда-то жили люди!»
Именно когда-то… а сейчас от них остались только жалкие лачуги, похожие на кельи с картин Иеронима Босха, плоские срубы стен, поросшие уродливыми грибами. Здесь всё было неправильно — из печи торчали тростинки хвороста, похожие на крысиные хвосты. Крыша скрипела от ветра, налегая провисшими балками на пустые углы без икон.
В одном из домов Сеньу привлек блестящий предмет.
«Ого! — подумал мальчик. — А вот и награда на пережитые испытания!»
Из щели в стене торчала серебряная ложка. Благородный металл почти не потемнел, а в свете фонарика заблистал ещё ярче. Настроение у Сени мигом повысилось. Может, этой ложкой ел какой-нибудь барин, или купец много веков назад? А может, она принадлежала семье местных старост? Ведь домик стоял с краю поселка, а в них, как обычно…
Арсений вскрикнул, и вытянул вперед ложку, будто она могла защитить от шороха за окном.
Что это было?!
Мальчик выбежал на улицу, и попытался осветить все темные углы, каждый сантиметр проклятой земли. Ах, как жалко, что фонарь не может подняться в небо и стать размером с солнце.
Здесь кто-то есть! И это не отец Василий, и не шурин Сергей. Звук был резким, словно выстрел над ухом. Множество маленьких слепней облепили кожу, плотным жилетом из мурашек и пота.
От ужаса Сенька чуть не расплакался! Ему вдруг захотелось домой, в свою комнату, под покров одеяла и чудотворных молитв, которые дядя произносил перед сном. Странно, что именно сейчас на память не пришло ни единого слова из «Отче Наш» или «Живых помощей». Память будто выдуло сквозняком.
Вместо этого мальчик чувствовал себя малолетним мародером. Он забрался в чужие дома, и сейчас его поймал не вымышленный купец, или поселковый староста, а что-то плохое, страшное, и очень-очень холодное.
Страница
2 из 8
2 из 8
