В хаусе

Там было полно воды и черных, прошлогодних листьев.

— Папа же врач, — сообщила она так, словно он должен был знать об этом, — он не сказал?

— Нет. Мне звонила девушка, кажется его помощница.

— Но вы же говорили, что вас вызвал мой папа!

— Это неважно, — Журкину не хотелось ей что-то объяснять, но всё равно он сказал, — так у взрослых заведено. Встречу назначает секретарь или помощник. Не обязательно звонить самому.

— А может он даже не знает, что вы придёте? — Марина хитро прищурилась, наблюдая, как собеседник замешкался, не зная, что и ответить.

И тут же, неожиданно расхохотавшись, весело крикнула:

— Давайте, я вас покружу на Цинаре?! Она относительно здорова!

Марина наконец-то нащупала его слабое место, и это было круто! Пришлый медлил с ответом, а нерешительность — это ещё два ОД.

— Спасибо, но мне очень жарко, — воспротивился Журкин. — Ты уже достаточно много чего показала, я вижу кто и чем болен, и теперь готов обсудить с твоим папой, как и когда мы их будем лечить.

— Жа-а-аль, — разочарованно протянула она.

Если бы он согласился, то это дало бы ещё четыре ОД. После Цинары у всех кружится голова, и происходит раскоординация.

— А давайте, поиграем в больницу? Вы будете доктором, а я… — Марина снова без стеснения или боязни взяла его за руку.

Журкин вздрогнул. На какое-то мгновение ему показалось, что девочка намеренно и по-взрослому кокетничает.

— Знаешь, я уже давно ни во что не играю, — он осторожно освободил руку из худенькой ладошки. — Хватит, наигрался.

— Но ведь раньше играли. Все когда-то играли… Папа говорит, что в его детстве игры были настоящие, а теперь дети совсем разучились играть. А пойдемте в комнату смеха? Только там нет ни одного целого зеркала, но от этого ещё смешнее. Смотришь, а из одного тебя получается тысяча уродцев. Они — это ты, но ты — это не они. Ты ушёл, и их нет. Они исчезнут, а ты останешься. Стекольщик сказал, что на эту комнату понадобится очень-очень много стёкол, и что это будет очень-очень дорого.

Журкин заинтересованно оживился.

— И что сказал папа?

— Папа ничего не сказал, — девчонка вдруг разозлилась, — потому что тот стекольщик был отмороженный, хамил и не хотел со мной играть.

— Но он же просто мастер, почему он должен играть?

— Потому что это парк развлечений, — ответила она серьёзно. — А как человек, который ни разу не улыбнулся, может сделать комнату смеха?

Журкин спорить не стал. У богатых свои причуды. Его задача — понравиться дочке, тогда есть большая вероятность, что и папа одобрит. Задумавшись, он едва не провалился между ветхими досками помоста цепочной карусели «Вихрь», чертыхнулся, но всё же мужественно впихнул себя в пластиковое, грязно-бежевое, выгоревшее за годы, сидение.

— В каком ты классе учишься?

— А я не в классе. Мы дома занимаемся. Папа говорит, что в школе сейчас одни наркоманы и дебилы.

— Понятно, значит играть тебе не с кем. Скучно, да?

— Не совсем. Просто я не умею правильно во всё это играть, — сказала она доверительно, полушёпотом.

— Во что «в это»? — разговор был странный, как и девочка, а он уже порядком устал от странностей.

— В старые игры.

— А во что же ты умеешь играть правильно?

Она на секунду задумалась, а потом быстро-быстро начала перечислять:

— Квейк, ГТА, Сталкер, Биошок, Фалаут ну и много всего…

— Я такого не знаю. Что это?

— Это компьютерные игры, — сообщила Марина снисходительно.

— Ну, так играй в них. Какие проблемы?

— Не могу. Папа запретил. Типа детская нервная система страдает. Сказал, что дети должны играть вживую. Для развития фантазии и ощущения реальной жизни. Видите, я стараюсь. И, кажется, даже начинаю потихоньку понимать, о чём это он. Ах, да! Я же вам ещё Люсю не показала!

Марина со всех ног кинулась к любимице. Давненько они её не запускали, и она даже успела соскучиться. Люся подходила для крупного, более всего напоминающего гуля, пришлого, как нельзя лучше.

Девочка показывала на странный металлический вагон, и Журкина кольнули смутные воспоминания — иллюзион. Загадочная вращающаяся комната. Тогда он им, пацанам, казался притягательно-чудесным. Всего какая-то минута или две — но складывалось ощущение, что попадаешь в иную реальность. Будто летишь и летишь вглубь кроличьей норы, кругом мелькают стены в пестреньких обоях, фотографии и картины в золоченых рамках, настенные часы с кукушкой, полки с книгами и прочая всячина. И уж так хотелось разузнать, как это чудо происходит, как оно устроено, что они, вопреки всяким там запретам, прямо во время сеанса вставали с сидений, трогали стены, и мечтали влезть в управляющую будку.

— Кстати, Люся сохранилась лучше всех, — сказала девочка, обгоняя его и вприпрыжку подбегая к вагончику.