Легенда Кирничской долины

И тут сильный порыв ветра захлопнул мою дверь, а когда через мгновение вновь распахнул её, на дворе было пусто. А на следующую ночь у Майеров дочка-то и пропала. Год спустя, двадцать четвёртого апреля опять он явился ко мне незадолго до полуночи. И вновь услышал я одно только слово. До утра после этого молился я у своей постели. И услышал голос, велевший утром идти к дому семьи, которую назвал Чёрный Полуночник, и известью на двери рисовать Давидову звезду. И вот так каждый год. Так скоро в деревне вовсе девчонок не останется.

— И тогда Чёрный Полуночник будет забирать мальчиков! — глаза Хайнца расширились от ужаса.

— Язык у тебя, Хайнц, как жернов ветряной мельницы, почти никогда не останавливается, — укорил старый Фриц, церковный сторож, убирая подальше от огня ноги в великолепных башмаках из искусно выделанной бычьей кожи. — Наш пастор говорит, уповать надо на милость Господа нашего.

— Нет, ты скажи Уве, что будет, если Чёрный Полуночник всех детишек уведёт? — стали просить альтендорфцы.

Уве в деревне все уважали. Старше его была лишь старая Сибилла. Но та уже как несколько лет ослепла и оглохла, из дому не выходила. А Уве грамоте обучен, не только Библию читает, но и «Аугсбургское вероисповедование» и лютеровскую «Апологию». Да и рассказчик самый лучший в деревне.

— Ты, Фриц, на Хайнца не сердись, — сказал Всезнайка. — Несмышленый он ещё. Э-хе-хе, в шестнадцать лет и я такой был. И прав наш пастор, всё в руках Божьих. А что будет дальше, даже я не знаю. Ведь когда я иудейский знак этот на двери известью рисовал, у несчастных целый день после этого впереди был. А куда из деревни нашей убежишь? Кирнич разливается, а здесь река изгиб даёт и мы как на острове. Помню, за год до того, как французы своего короля головы лишили, Клаус-бондарь с женой Матильдой и тремя малыми детьми после того, как знак получили, пытались Кирнич по брёвнам перейти. А брёвна-то скользкие! Все утонули, да примет Господь их души! А Корнелия и Стефан четыре года спустя схватили малютку и бросились в лес. Больше их никто нигде не видел.

— Про Хельмута-солдата расскажи!

Это опять неугомонный Хайнц. Уве с улыбкой посмотрел на него. Благоволил мальчишке. Может потому, что нравилась ему овдовевшая год назад Гретхен, а может потому, что была у Хайнца трёхлетняя сестрёнка. И кто знает, чьё имя назовёт ему через месяц Чёрный Полуночник?

Уве рассказал про Хельмута, чудом уцелевшего в Русском походе и вернувшегося домой. Как родилась у него прелестная дочурка, и как обнаружил он утром на двери своего дома знак Соломонова проклятья. Могучий был и телом, и духом, русский мороз его не взял, сам Бонапарт по плечу трепал! Сел с заряженным ружьём у колыбели, а в ружьё-то серебряную пулю забил. Но незадолго до полуночи сладкая истома охватила и его и жену. А когда проснулись, кроватка оказалась пуста. Молодая мать с той поры умом сдвинулась, и увёз её Хельмут прочь из проклятой деревни.

Свен-лесник, дослушав до конца рассказ Уве, отправился восвояси. Дом его стоял на лесной опушке, от деревни чуть в стороне, и если Чёрный Полуночник появлялся из леса, то никак не прошёл бы мимо. Но Свен жил здесь всего год без месяца, до этого учился в «лесной школе». А родом был из Оттендорфа. Его предшественник, старый Вернер пропал два года тому назад. Просто не вернулся из леса.

Свен был одинок, хотя исполнился ему двадцать один год. Не шли девки за него замуж. Да и кому он понравится кривой на один глаз и слегка горбатый? А так хотелось парню собственных детей! Любил Свен детишек, часами мог наблюдать за малышнёй.

Дети платили ему взаимностью, хотя порой и дразнили за уродство лесным чудищем. Душа ребёнка, она ведь как обнажённый нерв, чует малейшую фальшь. Но и навстречу искренней любви и доброте раскрывается, как цветок навстречу майскому солнцу.

Сердце у Свена болело за несчастных детишек, пропадавших каждый год неизвестно куда. Видел он потухшие глаза родителей уже потерявших своих чад. И страх в глазах тех родителей, кто как Страшного суда ждал 25 апреля.

-» Не может Господь быть немилосердным, — размышлял лесник. — Ладно, взрослые, но дети-то в чём виноваты? Они даже если и грешат, то неосознанно».

На следующее утро Свен понёс молоко старой Сибилле. Старуха жила на отшибе, односельчане обходили её дом стороной. Поговаривали, что ведёт она дружбу с нечистым. А Свен жалел старую женщину, приносил ей еду, дрова. Старуха с ним почти не разговаривала, только приговаривала, когда уходил: — «Господь воздаст тебе за твою доброту, Свен».

Солнце вышло из-за деревьев, и он, подходя к дому Сибиллы, увидел хозяйку, сидящую на крыльце. Подняла та свои незрячие глаза навстречу солнцу.

— Здравствуй бабушка!

Не ответила старуха, но Свен не обижался, знал, что не слышит совсем.

— Вот, молока тебе козьего принёс.

Он поставил кувшин на ступени.