Корсиканец

Хруст замка и петель — сквозь проем Максим Сергеич увидел кабинет. На полу лежало со спущенными штанами тело Владимира Олеговича, а Марфа Петровна исступленно била его стулом, забрызгивая все вокруг кровью из размозженной до неузнаваемости головы врача.

— Моя она! Моя… — хрипло повторяла женщина, снова и снова занося измазанный в крови стул. — Никому не дам, моя! Моя…

— Чудовище, им созданное, его же и погубило… — прошептал Максим Сергеич.

— Что? — непонимающе оглянулся смотритель. — Да что мы стоим! Вязать ее надо! Максим Сергеич, не стойте столбом!

Трое мужчин в измазанной кровью одежде вышли из главного здания и почти синхронно сели на ступеньки лестницы.

— Дела… — прошептал Сильвестр Андреич. — Что ж ее казнят, теперь? Или на каторгу отправят?

— Не думаю… Ей и так всю жизнь от всех этих ужасов лечиться… Сколько же лет он ее насиловал… Коли начался этот кошмар, когда она девочкой была? — словно сам с собой рассуждал Казаухов. — А, с виду, приличный человек был… Журналы научные читал, делами управленческими занимался…

— Аполинарий Матвеич, — обратился к фельдшеру Фирсов. Казаухов дрожащими руками пытался разжечь трубку, но… все неудачно. — Вот, вы скажите… что за ерунда с Варенькой? Сильвестр Андреич говорит, умерла она, а вы… Сами ее мне представили.

— Ох, — фельдшер чертыхнулся и махнул безнадежно рукой с трубкой. — Как все некстати совпало… Вы уж не серчайте, Максим Сергеич — пошутить мы хотели. Дали пациентке самой здравомыслящей костюм врачебный, да и сказали кастеляншей нашей бывшей притвориться… Глупо вышло… Вы уж простите…

— Дела… — почесал в макушке Сильвестр Андреич.

— Дела… — повторил психиатр.

— Максим Сергеич, — обернулся к тому Казаухов. — Если позволите… все спросить хотел… Вы, правда — итальянец?

— Да чтоб тебя! На Корсике я родился! Корсиканец я. Кор-си-ка-нец!

— Дела…