Дачники

Поговорив с Акулиной, и по ее просьбе для подстраховки написали заявления отпустить нас «по семейным обстоятельствам», мы уже через десять минут сидели в его «Киа» и двигались в Красногорск, прикупить патронов.

Магазин «Косяк-Р», торговавший принадлежностями для охотников и рыболовов, а так же отличавшийся неплохим выбором оружия работал, посетителей было всего двое. Старичок рассматривал витрину с мормышками, а кавказец в трико с белыми лампасами спрашивал продавцов про «рэзыновый макаров».

— Пуля Полева — сто, Картечь, в зеленой гильзе — сто. И триста «0000» подешевле.

— Больше четырехсот не продадим.-парировала меня продавщица.

— Хорошо. Домой отвезу и вернусь.

— Ваше разрешение и паспорт.

Я послушно дал документы, оставил подпись в перевернутой книге учета продажи оружия и патронов.

— Плати, Григорий Михалыч!

— А можно еще вот нож — с черной ручкой-сказал Гриша.

— Таран?-спросил продавец.

— Ну да, его.

— С Вас шесть тысяч двести рублей.

Расплатившись, мы вышли. Выкурив сигарету Михалыч сел в машину, взяв пакет с патронами.

Я взял тот же комплект патронов себе. Еще два килограмма картечи, четыре банки «Сокола», пыжи и охапку пластиковых гильз. Станочек у меня дома есть, будет чем заняться долгими зимними вечерами.

— Нож правильно, что взял, у самого такой же.

Михалыч молча показал что его «таран» висит на поясе.

— Надо мать встретить, а то если с ней что случиться — не знаю, что делать дальше…

— Правильно, заправься как следует, канистра есть?

— Две по двадцаточке.-Ответил Михалыч.

Дома я закинул в себя пару сосисок и выпил чаю. Есть мне свершенно не хотелось. С третьего раза удалось дозвониться отцу, выяснилось, что в Области несколько спокойнее, крестьяне достали двудулки из чуланов, а кое-где мелькают и «парабеллумы» с мп-40, дачный поселок наш присосался к «Химпэку» и воинской части, оружие, техника и горючка имеются в наличии. Отец похвастался, что на заправке в Опалихе вояки выдали ему ППШ, вписав его в военный билет, а матери (как медработнику так же военнообязанной) даже ТТ, правда пришлось дать лейтенанту бутылку водки… Из бесед с военными стало ясно, что от Москвы хорошего мало, и скоро там нечего будет делать. Стрелять нельзя, менты отбирают оружие, опечатывают сейфы, пытаются задерживать укушенных, теряя личный состав похлеще, чем боши с лягушатниками под Верденом.

Я сидел дома и думал. Взяв ОСУ, одев косуху, я взял топор, спортивную сумку и пошел в супермаркет…

Блядская жизнь. Мозг не работает. Водка «Столичная» десять бутылок, макароны, гречка, дюжина бритвенных станков, свечки, соль, сахар, чай «со слоном», всякая прочая херь… Сырокопченая колбаса, сало и тушенка, унести бы. Касса, словно пьяный отдаю деньги, складываю снедь в сумку, режущую плечо. Длинный чек. Мелочь. Все, выхожу.

— Эй, браат! Пядааажди! — компания из пятерых «луноликих» азиатов подходит ко мне. Ладно, мелочь или сигареты это не трагедия.

— Брааат! Половину нам! Мы тут караулим.

Старший из них подошел ко мне.

— Водки дай и тысячу!

— Нет!

— Ты, свыннья, смотри, очки разобьем!

В руке азиата серебряной молнией сверкнула китайская «выкидуха». Не знаю как, но в моей руке оказалась ОСА и я выстрелил ему в лицо. Азиат, зажав рану рукой начал истекать кровью и гортанно голосить на своем наречии.

Его товарищи, поняв, что у меня в руках, лишь сурргат настоящего, человеческого пистолета, ринулись на меня, парень в спортивной куртке упал, получив удар обухом в ключицу, его товарищ отступил с разрубленной кистью, а четвертый упал с кровоточащим виском…

Включив спринт я бегу к дому, у подъезда стоят мужики. Соседи… Фу. повезло…

У Александра Васильевича в руках молоток, у Рустама — двустволка, братья с восьмого этажа стоят с топором и ломом. На меня смотрят ошалело. Я молча достаю «ноль-семь» Столичной и пускаю ее по кругу. Мужики закуривают. У меня начинает дергаться глаз, однако большой глоток водки снимает дрожь.

— Подполковник ВВС в отставке Александр Васильевич, известный своей любовью к Бахусу берет власть. Он начинает строить план выживания дома, у нас есть четыре ружья, винтовка и его наградной пистолет. Холодняк в виде топоров и молотков не в счет.

Дома я мою руки, в зеркале вижу чужое лицо. Близорукая каурость глаз стала отливать легированной сталью, обострились черты подбородка, глаз дергается, на щеке кровь… Чужая. Топорик ложится в раковину и окрашивает воду алым… трудно представить, но четверть часа назад я рубил им людей. Это не я, это что-то страшное, чужое, что включается внутри, дает силы бежать, выхватывать жизнь из цепких пальцев смерти и продолжать движение.

С этой подъездной «гвардией» успеха не будет.