Добавить в моё избранное
13 мин, 8 сек 19352
Так, что…
Не дав мне договорить, Алёна Алексеевна повернулась всем телом к дочери, и полу-шутейно скомандовала:
— Доча, марш за дровами.
Натка огляделась по сторонам, и выискала взглядом сухостойную берёзку стоящую невдалеке от полянки. Мягким, по спортивно упругим шагом подошла к ней, остановилась как бы в задумчивости и… Громкое «И-я-а-а!» разнеслось над лесом. Вместе с кличем, берёзка, в мою руку толщиной, рухнула на землю, словно срубленная топором.
Как, каким образом удалось этой девчушке свалить дерево — я так и не понял. Я видел только, что она подпрыгнула на месте, развела в стороны ноги, будто собиралась приземлиться «на шпагат»… Но девчонка стояла, берёзка лежала, а я сидел и ничего не мог понять.
Вытащив берёзку из зарослей ельника, Наталья подошла к нам. Не обращая внимания на моё изумление, обломала тонкие ветки и, сложив их кучкой, произнесла обычным своим голосом:
— Надеюсь, разжечь костёр вы сможете?
Чуть замешкавшись, достал из нагрудного кармана зажигалку, запалил ветки. А Натка… Натка, приняв стойку штангиста, расположила у себя на коленях берёзку и, всё также, с утробным «И-я-а-а!» начала «рубить» ребром ладони ствол на ровные полешки.
Я никогда не жаловался на здоровье. Силушкой природа не обделила. Но то, что вытворяла эта соплюха, повергло меня уже не в удивление, а в ужас.
— «Не дай Бог встать у неё на пути»…
Уголья, чуть потрескивая, бездымно источали жар, над которым, шипя, подрумянивались шашлыки, нанизанные на металлические шампуры, захваченные из дома. Рядом стояли бутылки с этикетками «The Coca-Cola Company». Бутылки были явно из-под этого приторно сладкого напитка, которого я «терпеть ненавидел». Вот и сейчас никак мог взять в толк — как можно запивать жареное мясо лимонадом. Но я молчал. Молчал и не поинтересовался даже — что за мясо жарит Натка. Мясо было бледно-розового цвета, нарезано большими кусками, и волокна у этих кусков были необычно тонкие. Это было явно не баранина, не свинина и, уж конечно, не говядина. Всякой скотины в своей жизни съел не одну тушу. А эти шашлыки… источали такой чарующий аромат, что я постоянно сглатывал слюну от предчувствия скорого наслаждения.
Не дав мясу пропечься, Натка раздала каждому по два шампура. Всё так же без слов, без компанейского «Приятного аппетита», впилась своими крепкими, белыми, как жемчуг, зубками в крайний кусок. По-моему она даже не утруждала себя разжёвывать куски. Она кусала и глотала, зажмурив глаза от удовольствия. Время от времени прикладывалась к открытой бутылке Coca-Cola. После каждого глотка губы её окрашивались в тёмно-красный цвет, и такая же тёмно-красная дорожка стекала у неё по подбородку. Ната брала бумажную салфетку, элегантно вытирала нежный ротик, а салфетку бросала в костёр. С таким же вожделением поедала шашлыки и Алёна Алексеевна. Правда она не делала это так торопливо, а тщательно разжёвывала каждый кусок. И к Coca-Cola прикладывалась не столь часто.
Наблюдая эту эпическую картину, я не стал оттягивать удовольствие и последовал примеру своих хозяек. К моему удивлению мясо, хоть и не пропечённое, оказалось мягким и приятным на вкус. Правда, совершенно несолёным. А для меня мясо без соли, что жизнь без риска, хоть и говорила моя последняя любовница Раиса Ивановна, что «соль — это белый яд».
Дабы не показывать неудовлетворения от пищи, я вытащил из коробки с продуктами пару помидорин и, густо их посолив, стал догонять женщин. В конце трапезы открыл для всех бутылку BonAqua — Coca-Cola и мы все почувствовали себя удивительно счастливыми.
Выкурив послеобеденную сигарету, откинулся навзничь и отдался созерцанию небесной голубизны. Думать ни о чём не хотелось. На душе было хорошо и спокойно. Так хорошо, как будто нашёл среди этих женщин свой дом и уют на всю оставшуюся жизнь.
Как и всякое удовлетворённое существо, до кошек включительно, Натка, утопая в зелени травы и глядя в синь небосвода, замурлыкала:
Какое небо голубое,
Мы не сторонники разбоя:
На дурака не нужен нож,
ему немного подпоешь -
И делай с ним, что хошь!
Лап то бу ди дубудай, лап то бу ди дубудай…
лап то бу ди дубуда дай, лай лай лай лалалалалала.
Лап то бу ди дубудай, лап то бу ди дубудай
лай лай лай лалалалалала
Пока живут на свете дураки,
Мы прославлять судьбу свою должны! -
пела она, ничуть не стесняясь отсутствием голоса.
Не сговариваясь, мы порешили остаться на этой чудной полянке до утра.
Тишина, пенье птиц, чарующий аромат леса — всё говорило за то, что жизнь прекрасна и надо пользоваться каждой возможностью, которую она тебе представляет. На ужин, не без помощи Натки, мы доели шашлыки и стали укладываться спать. Женщины расположились в грузовом салоне фордешника, закутавшись в спальные мешки.
Не дав мне договорить, Алёна Алексеевна повернулась всем телом к дочери, и полу-шутейно скомандовала:
— Доча, марш за дровами.
Натка огляделась по сторонам, и выискала взглядом сухостойную берёзку стоящую невдалеке от полянки. Мягким, по спортивно упругим шагом подошла к ней, остановилась как бы в задумчивости и… Громкое «И-я-а-а!» разнеслось над лесом. Вместе с кличем, берёзка, в мою руку толщиной, рухнула на землю, словно срубленная топором.
Как, каким образом удалось этой девчушке свалить дерево — я так и не понял. Я видел только, что она подпрыгнула на месте, развела в стороны ноги, будто собиралась приземлиться «на шпагат»… Но девчонка стояла, берёзка лежала, а я сидел и ничего не мог понять.
Вытащив берёзку из зарослей ельника, Наталья подошла к нам. Не обращая внимания на моё изумление, обломала тонкие ветки и, сложив их кучкой, произнесла обычным своим голосом:
— Надеюсь, разжечь костёр вы сможете?
Чуть замешкавшись, достал из нагрудного кармана зажигалку, запалил ветки. А Натка… Натка, приняв стойку штангиста, расположила у себя на коленях берёзку и, всё также, с утробным «И-я-а-а!» начала «рубить» ребром ладони ствол на ровные полешки.
Я никогда не жаловался на здоровье. Силушкой природа не обделила. Но то, что вытворяла эта соплюха, повергло меня уже не в удивление, а в ужас.
— «Не дай Бог встать у неё на пути»…
Уголья, чуть потрескивая, бездымно источали жар, над которым, шипя, подрумянивались шашлыки, нанизанные на металлические шампуры, захваченные из дома. Рядом стояли бутылки с этикетками «The Coca-Cola Company». Бутылки были явно из-под этого приторно сладкого напитка, которого я «терпеть ненавидел». Вот и сейчас никак мог взять в толк — как можно запивать жареное мясо лимонадом. Но я молчал. Молчал и не поинтересовался даже — что за мясо жарит Натка. Мясо было бледно-розового цвета, нарезано большими кусками, и волокна у этих кусков были необычно тонкие. Это было явно не баранина, не свинина и, уж конечно, не говядина. Всякой скотины в своей жизни съел не одну тушу. А эти шашлыки… источали такой чарующий аромат, что я постоянно сглатывал слюну от предчувствия скорого наслаждения.
Не дав мясу пропечься, Натка раздала каждому по два шампура. Всё так же без слов, без компанейского «Приятного аппетита», впилась своими крепкими, белыми, как жемчуг, зубками в крайний кусок. По-моему она даже не утруждала себя разжёвывать куски. Она кусала и глотала, зажмурив глаза от удовольствия. Время от времени прикладывалась к открытой бутылке Coca-Cola. После каждого глотка губы её окрашивались в тёмно-красный цвет, и такая же тёмно-красная дорожка стекала у неё по подбородку. Ната брала бумажную салфетку, элегантно вытирала нежный ротик, а салфетку бросала в костёр. С таким же вожделением поедала шашлыки и Алёна Алексеевна. Правда она не делала это так торопливо, а тщательно разжёвывала каждый кусок. И к Coca-Cola прикладывалась не столь часто.
Наблюдая эту эпическую картину, я не стал оттягивать удовольствие и последовал примеру своих хозяек. К моему удивлению мясо, хоть и не пропечённое, оказалось мягким и приятным на вкус. Правда, совершенно несолёным. А для меня мясо без соли, что жизнь без риска, хоть и говорила моя последняя любовница Раиса Ивановна, что «соль — это белый яд».
Дабы не показывать неудовлетворения от пищи, я вытащил из коробки с продуктами пару помидорин и, густо их посолив, стал догонять женщин. В конце трапезы открыл для всех бутылку BonAqua — Coca-Cola и мы все почувствовали себя удивительно счастливыми.
Выкурив послеобеденную сигарету, откинулся навзничь и отдался созерцанию небесной голубизны. Думать ни о чём не хотелось. На душе было хорошо и спокойно. Так хорошо, как будто нашёл среди этих женщин свой дом и уют на всю оставшуюся жизнь.
Как и всякое удовлетворённое существо, до кошек включительно, Натка, утопая в зелени травы и глядя в синь небосвода, замурлыкала:
Какое небо голубое,
Мы не сторонники разбоя:
На дурака не нужен нож,
ему немного подпоешь -
И делай с ним, что хошь!
Лап то бу ди дубудай, лап то бу ди дубудай…
лап то бу ди дубуда дай, лай лай лай лалалалалала.
Лап то бу ди дубудай, лап то бу ди дубудай
лай лай лай лалалалалала
Пока живут на свете дураки,
Мы прославлять судьбу свою должны! -
пела она, ничуть не стесняясь отсутствием голоса.
Не сговариваясь, мы порешили остаться на этой чудной полянке до утра.
Тишина, пенье птиц, чарующий аромат леса — всё говорило за то, что жизнь прекрасна и надо пользоваться каждой возможностью, которую она тебе представляет. На ужин, не без помощи Натки, мы доели шашлыки и стали укладываться спать. Женщины расположились в грузовом салоне фордешника, закутавшись в спальные мешки.
Страница
2 из 4
2 из 4
