Живущий в зеркалах

— Древние арабы верили, что из каждой капли пролитой человеческой крови рождается джинн-ифрит, и что единственный способ предотвратить появление этих духов зла — вбить в каждое пятнышко гвоздь. Ты слыхал об этом?

Виктор отрицательно помотал головой.

— А знаешь ли о том, что многие магические ритуалы, сопровождающиеся жертвоприношением, основаны не на простом умерщвлении жертвы, а на причинении ей как можно больших страданий?

Шумков сделал неопределённый жест.

— Никогда ни чем подобным не интересовался, — сказал он. — Ты историк, тебе виднее. Не пойму только, к чему ты клонишь.

— К тому, что совершенно разные народы верили примерно в одно и то же: человеческие страдания, кровь и смерть открывают… м-м…, ну, скажем, неким потусторонним сущностям доступ в наш мир. И все это имело место в этом самом здании, а зеркала, возле которых ты так любишь стоять, все это видели.

Шумков молча махнул рукой. Разговоры о сверхъестественном его всегда раздражали. Равно как и бесплотные философствования об аурах, темных и светлых «энергиях» и прочей мистической чуши. К людям, на полном серьезе обсуждающим проблемы выхода в астрал, переселение душ, магические ритуалы и классификацию демонов, Виктор относился с легким презрением в сердце. Свою концепцию мироздания он выстроил уже давно, и в этой персональной вселенной Шумкова не было места ни ангелам света, ни демонам тьмы.

— Пошли обратно? — предложил Комов. Он нехотя слез с подоконника и направился к выходу, как вдруг из коридора донесся подозрительный шум, в котором угадывались возмущенный девичий писк и чье-то пьяное бормотание. Алексей с Виктором вопросительно посмотрели друг на друга, а затем Шумков решительно потянул дверь на себя.

Васька Тунгусов по прозвищу Тунгус никак не ожидал, что в безлюдном на первый взгляд коридоре неожиданно, словно черти из табакерки, появятся двое мужиков. А потому он опешил и застыл на месте, не сводя пьяных глаз с Шумкова и Комова. Впрочем, своими клешнями он по-прежнему сжимал запястья девятиклассницы Машки Новиковой, которую тащил с неизвестными намерениями в самый дальний угол пристроя.

— Не понял? — удивился Комов. Шумков удивляться не стал.

— Слышь, мразь, — сказал Виктор, наполняясь злобой. — Ну-ка отпусти её!

Тунгус, который до того пребывал в заблуждении относительно абсолютной вежливости работников образования, разжал руки. Новикова что-то благодарно пискнула и исчезла.

— Ты как сюда попал? — Шумков подошел к Ваське вплотную.

— Чё? — осклабился Тунгус. Изо рта у него кисло воняло пивом и дешевыми сигаретами. Виктор поморщился.

— Повторяю вопрос: как ты сюда попал?

— А тебе чё? — Тунгусов, хотя и был на полголовы ниже Шумкова и отличался субтильным телосложением, вызывающе смотрел Виктору прямо в глаза, мол, что ты мне сделаешь?

— Во-первых, не «ты», а «вы». А во-вторых, пошёл вон отсюда! — с этими словами Шумков двумя пальцами взял Ваську за ухо.

— Э! Ты чё, черт?! Чё ты бычишь?! — заныл Васька, пытаясь оторвать руку Виктора от своего уха. Он принялся дрыгать ногами и в результате пнул Шумкову под колено.

Пинок был весьма чувствительный, и, как часто бывает в подобных случаях, руки Шумкова сработали быстрее, чем его разум. Он со всей силы приложил Тунгусова рожей о стену. Васька, мигом забыв о собственной «крутости», схватился за лицо и плаксиво заматерился, грозя Шумкову всевозможными казнями.

— А! Так ты мне ещё и угрожаешь?! — Виктор взял Тунгусова за ворот куртки и поволок вон из пристроя. Тунгус шмыгал носом и ронял на пол кровавые сопли. Когда они проходили мимо зеркал, Васька, не выдержав оскорбления многократным копированием своего жалкого отражения, дернулся и злобно плюнул. Кровавый плевок повис на поверхности старинного стекла. В ответ Шумков отвесил Тунгусову пинка под зад.

Виктор протащил упирающегося Ваську мимо удивлённых старшеклассников, открыл входную дверь и вышиб его на улицу, напоследок пообещав, что прибьёт, если увидит ещё раз.

— Это ещё что за уркаган? — спросил Комов, который всё это время молча следовал за Шумковым.

— А! — пренебрежительно бросил Виктор, пытаясь унять нервную дрожь в руках. — Так, мелкая шушера, чмо позорное. Ненавижу, м-мать!… От горшка два вершка, соплёй перешибёшь, в башке ни хрена, а туда же — строит из себя крутого!

— Из бывших выпускников что ли?

— Да какой он, к черту, выпускник?! Кто такого дебила в гимназии учить станет?! Я вообще сомневаюсь, что он хотя бы семь классов окончил. Просто живёт он где-то в этом районе, ну и потянуло на приключения… Ходит, понты корявые кидает. Ну и докидает когда-нибудь. Он, вишь, мал пока, а через пару лет уже будет на зоне кукарекать, помяни мое слово!

— Знаешь, в чём проблема быдла? — задумчиво сказал Комов. — в том, что оно не осознаёт, что оно — быдло.