Добавить в моё избранное
27 мин, 51 сек 9606
— Мы еще в черте города. В стенах.
— Тогда… — я опустился на диван, ноги стали ватными. — Скажи мне, что здесь такое…
Сид и Рэй переглянулись. А потом он сказал мне. Сказал всё, чтобы я знал. Мое сознание отказывалось воспринимать его слова. «Нет», — твердил я себе, а Сид все продолжал рассказывать. Рэй же молча смотрел на мою реакцию, изредка ухмыляясь. Они сказали мне, что отсюда выход только один — смерть. Если тебя поймали, то здесь теперь твой дом и твоя тюрьма. Ты больной орган общества, тебя нужно удалить. Но я не понимал, почему я? Я не спрашивал, по какой причине сюда попали Рэй, Сид и Цент. Что они такого сделали? И что сделал я? Как я вообще сюда попал? Я не помнил. За день до этого я неплохо покуролесил на праздничной вечеринке. Но и всё. Неужели я натворил что-то ужасное?
Я откинулся на диван, закрыв лицо руками. Я не был нюней. Но мне была непонятна эта ошибка. Я понял, что попал в тупик. И не знал, как повернуть назад, потому что первый раз в моей жизни реальность была настолько абсурдной.
Прошло четыре дня. Вы ведь знаете как цыгане и маги гипнотизируют людей? Это все цветочки, скажу я вам. Это просто шутки и фокусы, и яркая мишура обмана. Фикция. Всё до этого момента показалось мне одной громадной, словно Юпитер, фикцией. Уже четвертые сутки я пребывал в каком-то сомнамбулическом состоянии, ничего не понимая. Это диспансер. Нет, это еще хуже! Это просто грязно-белая коробка обшарпанного двухэтажного здания с запертыми дверьми и зарешеченными окнами. Все палаты на ночь так же запирались. Мне хватило этого, для того чтобы чувствовать себя так, как чувствовал себя тогда. Я не помню, что было тогда вообще. Что делал все эти дни. Я до сих пор был в комнате Сида и Рэя. Не знаю почему, меня это тогда не волновало. Их, похоже, тоже не особо. Иногда заходил Цент. В углу комнаты, неподалеку от сидова дивана, заляпанного моей кровью («Теперь он твой, равно как и мой»), стоял на полочке небольшой телевизор под потолком. А около Рэя полупустой книжный комод, впритык к его дивану. И он все время сидел так, облокотившись на шкаф, скрестив руки, и пустым взглядом тупо пялился в телевизор. А я, забившись в уголок дивана, сидя напротив, пялился на него. Я почему-то думал, что он спит, но с открытыми глазами, так это выглядело. Перед моими же глазами мелькали пятна, жизнь, город, боль и Цент, который из всех этих вещей был единственным реальным на тогдашний момент. Сид всегда уходил к ночи, а до этого часто был в палате, толкуя со мной.
Витая где-то так же в забытьи и мире туманов еще два дня, я почти очнулся на следующий. Утро было ясным. Стояла тишина, только щебетали птицы где-то за окном. В комнате был полумрак. Я открыл глаза и увидел Рэя, стоявшего у окна. Тонкие руки его, как и тогда, так же легко скользнули меж прутьев решетки и подняли фанерную раму. В комнату тут же ворвался солнечный свет, и она просветлела. Меня снова начало клонить в сон, но тут Рэй вытащил из внутреннего кармана зеркальце, еще какую-то штуку, похожую на очень маленький напильник и… глядя в зеркало, начал подпиливать клыки. Я ошарашено смотрел на него. Он, почувствовав мой взгляд, не оборачиваясь, ответно поглядел на меня в зеркало. Глаза были густо-зеленые и темные, как два глубоких болота, затягивали; он немного щурился, будто плохо видел или не переносил свет. Я с трудом отвел взгляд, и мне отчего-то сделалось не по себе. Рэй, недовольно поджав губы, убрал зеркало с пилочкой обратно и подошел ко мне, нелепо примостившись на краю дивана. В комнате никого больше не было. Рядом валялась мятая футболка Сида. Он так и не появлялся всю ночь. Я удивлялся, как его ни разу не засекли, ведь обход проводился каждый вечер, до закрытия дверей.
— Он еще ни разу не попадался? — кивнул я в сторону сидовой футболки.
— Попадался, — ровным голосом ответил Рэй, чуть наклонив голову и продолжая смотреть в мне глаза.
— Я больше могу. Я должен бежать! — психанул я, ударив локтем подушку.
Рэй только помотал головой с безнадежным видом. Его длинные, до пояса, волосы были разлохмачены. На них блестели солнечные зайчики, и в свете дня они казались шелковыми, кроваво-рубиновыми.
— Ты думаешь, я не пробовал бежать отсюда? — вяло возмутился он. — Да ты посмотри на меня. Думаешь, я бы сидел здесь сложа руки?!
Бледный лоб пересекли морщинки, он злился. В глазах сверкало негодование. Я заметил острый кончик его клыка, видневшийся из-под сердито поднятой верхней губы.
— Сколько ты… здесь? — выдохнув, спросил я.
— Больше полугода. — Он отвел глаза. — Около девяти месяцев. Нас с Сидом приволокли сюда почти одновременно. А Центавра и того раньше. Думаешь… думаешь, за эти девять гребаных месяцев мы не пытались бежать? — начал повторяться он, вцепившись мне в предплечье, сам того не замечая от злости. Я поморщился. Его длинные, хищно загнутые ногти больно вонзились в кожу. Он заметил и поспешно убрал руку, отвернувшись.
— Тогда… — я опустился на диван, ноги стали ватными. — Скажи мне, что здесь такое…
Сид и Рэй переглянулись. А потом он сказал мне. Сказал всё, чтобы я знал. Мое сознание отказывалось воспринимать его слова. «Нет», — твердил я себе, а Сид все продолжал рассказывать. Рэй же молча смотрел на мою реакцию, изредка ухмыляясь. Они сказали мне, что отсюда выход только один — смерть. Если тебя поймали, то здесь теперь твой дом и твоя тюрьма. Ты больной орган общества, тебя нужно удалить. Но я не понимал, почему я? Я не спрашивал, по какой причине сюда попали Рэй, Сид и Цент. Что они такого сделали? И что сделал я? Как я вообще сюда попал? Я не помнил. За день до этого я неплохо покуролесил на праздничной вечеринке. Но и всё. Неужели я натворил что-то ужасное?
Я откинулся на диван, закрыв лицо руками. Я не был нюней. Но мне была непонятна эта ошибка. Я понял, что попал в тупик. И не знал, как повернуть назад, потому что первый раз в моей жизни реальность была настолько абсурдной.
Прошло четыре дня. Вы ведь знаете как цыгане и маги гипнотизируют людей? Это все цветочки, скажу я вам. Это просто шутки и фокусы, и яркая мишура обмана. Фикция. Всё до этого момента показалось мне одной громадной, словно Юпитер, фикцией. Уже четвертые сутки я пребывал в каком-то сомнамбулическом состоянии, ничего не понимая. Это диспансер. Нет, это еще хуже! Это просто грязно-белая коробка обшарпанного двухэтажного здания с запертыми дверьми и зарешеченными окнами. Все палаты на ночь так же запирались. Мне хватило этого, для того чтобы чувствовать себя так, как чувствовал себя тогда. Я не помню, что было тогда вообще. Что делал все эти дни. Я до сих пор был в комнате Сида и Рэя. Не знаю почему, меня это тогда не волновало. Их, похоже, тоже не особо. Иногда заходил Цент. В углу комнаты, неподалеку от сидова дивана, заляпанного моей кровью («Теперь он твой, равно как и мой»), стоял на полочке небольшой телевизор под потолком. А около Рэя полупустой книжный комод, впритык к его дивану. И он все время сидел так, облокотившись на шкаф, скрестив руки, и пустым взглядом тупо пялился в телевизор. А я, забившись в уголок дивана, сидя напротив, пялился на него. Я почему-то думал, что он спит, но с открытыми глазами, так это выглядело. Перед моими же глазами мелькали пятна, жизнь, город, боль и Цент, который из всех этих вещей был единственным реальным на тогдашний момент. Сид всегда уходил к ночи, а до этого часто был в палате, толкуя со мной.
Витая где-то так же в забытьи и мире туманов еще два дня, я почти очнулся на следующий. Утро было ясным. Стояла тишина, только щебетали птицы где-то за окном. В комнате был полумрак. Я открыл глаза и увидел Рэя, стоявшего у окна. Тонкие руки его, как и тогда, так же легко скользнули меж прутьев решетки и подняли фанерную раму. В комнату тут же ворвался солнечный свет, и она просветлела. Меня снова начало клонить в сон, но тут Рэй вытащил из внутреннего кармана зеркальце, еще какую-то штуку, похожую на очень маленький напильник и… глядя в зеркало, начал подпиливать клыки. Я ошарашено смотрел на него. Он, почувствовав мой взгляд, не оборачиваясь, ответно поглядел на меня в зеркало. Глаза были густо-зеленые и темные, как два глубоких болота, затягивали; он немного щурился, будто плохо видел или не переносил свет. Я с трудом отвел взгляд, и мне отчего-то сделалось не по себе. Рэй, недовольно поджав губы, убрал зеркало с пилочкой обратно и подошел ко мне, нелепо примостившись на краю дивана. В комнате никого больше не было. Рядом валялась мятая футболка Сида. Он так и не появлялся всю ночь. Я удивлялся, как его ни разу не засекли, ведь обход проводился каждый вечер, до закрытия дверей.
— Он еще ни разу не попадался? — кивнул я в сторону сидовой футболки.
— Попадался, — ровным голосом ответил Рэй, чуть наклонив голову и продолжая смотреть в мне глаза.
— Я больше могу. Я должен бежать! — психанул я, ударив локтем подушку.
Рэй только помотал головой с безнадежным видом. Его длинные, до пояса, волосы были разлохмачены. На них блестели солнечные зайчики, и в свете дня они казались шелковыми, кроваво-рубиновыми.
— Ты думаешь, я не пробовал бежать отсюда? — вяло возмутился он. — Да ты посмотри на меня. Думаешь, я бы сидел здесь сложа руки?!
Бледный лоб пересекли морщинки, он злился. В глазах сверкало негодование. Я заметил острый кончик его клыка, видневшийся из-под сердито поднятой верхней губы.
— Сколько ты… здесь? — выдохнув, спросил я.
— Больше полугода. — Он отвел глаза. — Около девяти месяцев. Нас с Сидом приволокли сюда почти одновременно. А Центавра и того раньше. Думаешь… думаешь, за эти девять гребаных месяцев мы не пытались бежать? — начал повторяться он, вцепившись мне в предплечье, сам того не замечая от злости. Я поморщился. Его длинные, хищно загнутые ногти больно вонзились в кожу. Он заметил и поспешно убрал руку, отвернувшись.
Страница
2 из 8
2 из 8
