25 мин, 57 сек 13903
У паука-самца лишь одна цель, считает самка-паук, больше он ни на что не годен.
Не годен…
Я встал посреди комнаты. Не отрываясь, минуту или две, смотрел на работающий телевизор. Запрокинул голову — мой взгляд остановился на люстре. Я вытащил из кармана пульт, поднял его, нажал кнопку…
Свет не погас.
Украинцы проигрывали немцам.
Всё было как обычно.
Всё было как обычно.
Красные стены кровавыми трупами обступили тесную, похожую на могилу комнатку.
Кошмарные фарфоровые куклы щерили зубы в жестоких улыбках.
В огромное окно позади них заглянул чей-то глаз: одна радужка, пепельно-серая, без белка, без зрачка.
Толстая лысая старуха ответила глазу взглядом, из которого, как из гнойной раны, сочилось что-то мерзкое, ненастоящее.
Рядом со мной стоял сморщенный лилипут в зелёных штанах и грязно-коричневых ботинках. Он ковырялся в носу, поедал свои козявки и щурился — свет был ему неприятен.
Что мне делать теперь?
Я посмотрел вниз, на сгусток мышц, обливающийся багровой солёной жидкостью. На сердце. На желудок. На печень, на селезёнку и почки. На кишки. На половые органы. Лишь скелета я не мог увидеть — моего основания, моего центра. Только он был спрятан, тогда как всё остальное выставили на обозрение миру. Без стеснения, без зазрения совести.
Изображение дёрнулось. Пошло рябью.
Всё становилось на свои места.
Дурацкие, бессмысленные вопросы больше не занимали моих мыслей.
Пока оставалось время, я вгляделся в мир по ту сторону экрана. В этот мир я никогда не смогу попасть, как бы я ни хотел.
Свет погас, как умершая звезда, — и чудесным, благоухающим цветком расцвёл мрак.
Но меня не тянуло туда, ведь я не принадлежал тому миру. Хотя я завидовал….укнанзиан ьсолавичаровыв ёсВ
… Я завидовал им, живущим в другом, вывернутом наизнанку мире. Они ничего не делали, ничего не понимали. У них был пульт, и они могли бы… Но они лишь стояли и смотрели на нас. Как они были ужасны, как омерзительны. Вывернутый наизнанку мир. Если бы у меня был пульт, если бы только…
В колышущейся, неровной тьме я разглядел нечто чёрное с острыми углами. Моя надежда, моё счастье, мои мечты… Я разжал кулак. Спасение, оно лежало на раскрытой ладони.
Старуха и лилипут подошли; коснулись моего нутра. Что-то хлюпнуло. По моему телу прошла дрожь.
И, прежде чем всё исчезло и прекратилось, прежде чем оборвалось, перед самым концом, как всегда, было движение. Я опустил палец, настоящий, сочащийся кровью палец, и надавил на настоящую, не вывернутую наизнанку кнопку.
А существа по ту сторону экрана вели себя не так. Они оставались другими. Впрочем, совсем недолго…
Экран погас.
Примечание
Идея волшебного пульта родилась у меня в конце второго тысячелетия н. э., а фильм про пульт с Адамом Сэндлером вышел позже, в начале третьего тысячелетиян, как поёт Гиллан в «The Unwritten Law»: «I got the evidence» — вон оно, лежит вместе с другими литературными набросками в ящике шкафа.
Не годен…
Я встал посреди комнаты. Не отрываясь, минуту или две, смотрел на работающий телевизор. Запрокинул голову — мой взгляд остановился на люстре. Я вытащил из кармана пульт, поднял его, нажал кнопку…
Свет не погас.
Украинцы проигрывали немцам.
Всё было как обычно.
Всё было как обычно.
Красные стены кровавыми трупами обступили тесную, похожую на могилу комнатку.
Кошмарные фарфоровые куклы щерили зубы в жестоких улыбках.
В огромное окно позади них заглянул чей-то глаз: одна радужка, пепельно-серая, без белка, без зрачка.
Толстая лысая старуха ответила глазу взглядом, из которого, как из гнойной раны, сочилось что-то мерзкое, ненастоящее.
Рядом со мной стоял сморщенный лилипут в зелёных штанах и грязно-коричневых ботинках. Он ковырялся в носу, поедал свои козявки и щурился — свет был ему неприятен.
Что мне делать теперь?
Я посмотрел вниз, на сгусток мышц, обливающийся багровой солёной жидкостью. На сердце. На желудок. На печень, на селезёнку и почки. На кишки. На половые органы. Лишь скелета я не мог увидеть — моего основания, моего центра. Только он был спрятан, тогда как всё остальное выставили на обозрение миру. Без стеснения, без зазрения совести.
Изображение дёрнулось. Пошло рябью.
Всё становилось на свои места.
Дурацкие, бессмысленные вопросы больше не занимали моих мыслей.
Пока оставалось время, я вгляделся в мир по ту сторону экрана. В этот мир я никогда не смогу попасть, как бы я ни хотел.
Свет погас, как умершая звезда, — и чудесным, благоухающим цветком расцвёл мрак.
Но меня не тянуло туда, ведь я не принадлежал тому миру. Хотя я завидовал….укнанзиан ьсолавичаровыв ёсВ
… Я завидовал им, живущим в другом, вывернутом наизнанку мире. Они ничего не делали, ничего не понимали. У них был пульт, и они могли бы… Но они лишь стояли и смотрели на нас. Как они были ужасны, как омерзительны. Вывернутый наизнанку мир. Если бы у меня был пульт, если бы только…
В колышущейся, неровной тьме я разглядел нечто чёрное с острыми углами. Моя надежда, моё счастье, мои мечты… Я разжал кулак. Спасение, оно лежало на раскрытой ладони.
Старуха и лилипут подошли; коснулись моего нутра. Что-то хлюпнуло. По моему телу прошла дрожь.
И, прежде чем всё исчезло и прекратилось, прежде чем оборвалось, перед самым концом, как всегда, было движение. Я опустил палец, настоящий, сочащийся кровью палец, и надавил на настоящую, не вывернутую наизнанку кнопку.
А существа по ту сторону экрана вели себя не так. Они оставались другими. Впрочем, совсем недолго…
Экран погас.
Примечание
Идея волшебного пульта родилась у меня в конце второго тысячелетия н. э., а фильм про пульт с Адамом Сэндлером вышел позже, в начале третьего тысячелетиян, как поёт Гиллан в «The Unwritten Law»: «I got the evidence» — вон оно, лежит вместе с другими литературными набросками в ящике шкафа.
Страница
9 из 9
9 из 9