Моя мама хотела дочь. Где бы ни встретила девчонку моего возраста — на детской площадке, на улице, в гостях — следила за ней долгим грустным взглядом. Не упускала возможности погладить по голове…
Добавить в моё избранное
24 мин, 39 сек 6192
Поцеловать румяную щёчку, заплести косичку с бантиком, поправить платьице. Если рядом при этом случался папа, он брал маму за руку и тихонько утешал:
— Ничего, Ма, — сливая её имя «Мария» с наименованием «мама», — вспомни, как много на свете бездетных пар. У нас, по крайней мере, есть Алекс.
Алекс — это я. Единственный ребёнок. Точнее, был им. До семи лет…
Вскоре после того, как мне исполнилось семь, папа вернулся из поездки взъерошенным и возбуждённым. Он работал в компании, занимающейся поставками газа, и постоянно разъезжал по живописным окрестностям нашего маленького городка, заворачивая на фермы. Поля, засеянные пшеницей и кукурузой, луга для выпаса скота, река, из которой спиннинги рыболовов-любителей извлекали то угря, то язя… И лес. Папа любил лесную дорогу и часто, увеличивая риск авторемонта, избирал её, хотя бы даже она была кружной.
И сегодня папа ездил через лес: к его брюкам пристала сухая хвоя. Но откуда радость и волнение?
— Послушайте-ка, что со мной произошло! — обратился он к нам с мамой так громко и возвышенно, точно за спиной у него оттопыривался мешок рождественских подарков. — Сегодня я возвращался от Донкенов — ты помнишь, Ма, у них земля сразу за лесом — конечно, устал, захотел подышать свежим воздухом… В общем, припарковался на обочине и вышел из машины. Красота, птички поют… И вдруг я слышу, что одна птица кричит особенно пронзительно. Знаешь, Ма, как вороны подражают детскому крику? Прислушиваюсь — и вдруг точно поддых ударило: это не птица! Ринулся на крик напролом, выбрался на полянку, где, помнишь, мы устраивали пикник на твой день рождения… И что я вижу?
Мама смотрела на папу так, словно он рассказывал чудесную сказку.
— Посреди поляны — на зелёном — что-то розовое, кругленькое, толстенькое, как ягодка… Младенец! В таком месте — младенец! Прямо на траве. И главное, вокруг ни души. Я взял её на руки, укутал в куртку. Она сразу перестала плакать и заулыбалась мне…
— Она?
— Девочка. Я отвёз её в больницу. Врачи, конечно, сообщат в полицию, но мало шансов, что малышку отдадут матери. Если она оставила ребёнка, положив его на голую землю…
Я ничего не понимал. Но чувствовал — что-то приближается.
— Откуда она там взялась? — крикнул я изо всех сил. Только в этот момент родители обратили внимание на меня, своего сына. — Откуда она там взялась — одна, в лесу?
Мама присела передо мной на корточки:
— Понимаешь, Алекс, не все люди могут и хотят воспитывать своих детей. Есть такие, которые их оставляют. И тогда эти дети могут найти других родителей…
С этого дня наш дом изменился. Мои папа и мама стали реже гулять и играть со мной: они заполняли какие-то анкеты, посещали какие-то социальные службы. В нашем доме завелись новые слова, такие, как «опекунство», «патронаж» и «усыновление». Стоило мне войти, они прятались по углам, как тараканы, но я-то знал, что они где-то здесь. А однажды я подслушал, как мама сказала папе «Бог даёт её нам взамен той», но кто была «та», я так и не понял, потому что папа увидел меня поблизости и приложил палец к губам.
Они обещали, что скоро-скоро подарят мне сестричку. Не спрашивая, нужен ли мне такой подарок.
Какое-то время у меня оставалась надежда, что у девочки отыщется своя мама и заберёт её к себе. Но полиция так никого и не нашла. Ребёнок, приблизительно трёхмесячный, родился, очевидно, вне лечебного учреждения: на пухлом плечике не было следов от обязательных прививок. Об этом рассказала мне мама, которая теперь постоянно навещала в больнице лесного подкидыша. Точнее, они с папой навещали — и с восторгом передавали мне новости: как моя будущая сестричка кушает, какие звуки издаёт, как прибавляет в весе…
Однажды они торжественно и таинственно объявили, что назвали ребёнка — Алисой! Без спроса взяли буквы из моего имени!
Я почувствовал себя ограбленным…
Настал день, когда мне отдали целую комнату, а на месте моей кроватки в комнате родителей появилась новая, маленькая, деревянная, с высокими решётчатыми стенками. Настал день, когда в эту кроватку положили жильца…
— Ну что же ты, Алекс? Не стесняйся, подойди, поздоровайся со своей сестричкой. Скажи: «Привет, Алиса!» Можешь потрогать ей ручку… Ну что же ты!
Я орал, уткнувшись лицом в мамины колени. Юбка, обтягивающая колени, источала родной запах, но мама уже не была той прежней, родной. Прежняя мама всегда угадывала мои настроения, а нынешняя отказывалась их понять. Так же, как и я не в состоянии был перевести то, что вызвало у меня безумные обезьяньи крики, на язык человеческих слов…
Природу этого страха я понял лет восемнадцати, листая фотоальбом «Жители индейских резерваций». Она возникла там. Чёрно-белая фотография грузной старухи: впалая грудь, выпуклый живот… Нет, пугала в ней не старческая полнота, не резкое лицо, иссечённое морщинами, а то, что старуха (скорей всего, шаманка) обладала абсолютно чёрными волосами — длинными, до пояса, гладкими, изумительно молодыми.
— Ничего, Ма, — сливая её имя «Мария» с наименованием «мама», — вспомни, как много на свете бездетных пар. У нас, по крайней мере, есть Алекс.
Алекс — это я. Единственный ребёнок. Точнее, был им. До семи лет…
Вскоре после того, как мне исполнилось семь, папа вернулся из поездки взъерошенным и возбуждённым. Он работал в компании, занимающейся поставками газа, и постоянно разъезжал по живописным окрестностям нашего маленького городка, заворачивая на фермы. Поля, засеянные пшеницей и кукурузой, луга для выпаса скота, река, из которой спиннинги рыболовов-любителей извлекали то угря, то язя… И лес. Папа любил лесную дорогу и часто, увеличивая риск авторемонта, избирал её, хотя бы даже она была кружной.
И сегодня папа ездил через лес: к его брюкам пристала сухая хвоя. Но откуда радость и волнение?
— Послушайте-ка, что со мной произошло! — обратился он к нам с мамой так громко и возвышенно, точно за спиной у него оттопыривался мешок рождественских подарков. — Сегодня я возвращался от Донкенов — ты помнишь, Ма, у них земля сразу за лесом — конечно, устал, захотел подышать свежим воздухом… В общем, припарковался на обочине и вышел из машины. Красота, птички поют… И вдруг я слышу, что одна птица кричит особенно пронзительно. Знаешь, Ма, как вороны подражают детскому крику? Прислушиваюсь — и вдруг точно поддых ударило: это не птица! Ринулся на крик напролом, выбрался на полянку, где, помнишь, мы устраивали пикник на твой день рождения… И что я вижу?
Мама смотрела на папу так, словно он рассказывал чудесную сказку.
— Посреди поляны — на зелёном — что-то розовое, кругленькое, толстенькое, как ягодка… Младенец! В таком месте — младенец! Прямо на траве. И главное, вокруг ни души. Я взял её на руки, укутал в куртку. Она сразу перестала плакать и заулыбалась мне…
— Она?
— Девочка. Я отвёз её в больницу. Врачи, конечно, сообщат в полицию, но мало шансов, что малышку отдадут матери. Если она оставила ребёнка, положив его на голую землю…
Я ничего не понимал. Но чувствовал — что-то приближается.
— Откуда она там взялась? — крикнул я изо всех сил. Только в этот момент родители обратили внимание на меня, своего сына. — Откуда она там взялась — одна, в лесу?
Мама присела передо мной на корточки:
— Понимаешь, Алекс, не все люди могут и хотят воспитывать своих детей. Есть такие, которые их оставляют. И тогда эти дети могут найти других родителей…
С этого дня наш дом изменился. Мои папа и мама стали реже гулять и играть со мной: они заполняли какие-то анкеты, посещали какие-то социальные службы. В нашем доме завелись новые слова, такие, как «опекунство», «патронаж» и «усыновление». Стоило мне войти, они прятались по углам, как тараканы, но я-то знал, что они где-то здесь. А однажды я подслушал, как мама сказала папе «Бог даёт её нам взамен той», но кто была «та», я так и не понял, потому что папа увидел меня поблизости и приложил палец к губам.
Они обещали, что скоро-скоро подарят мне сестричку. Не спрашивая, нужен ли мне такой подарок.
Какое-то время у меня оставалась надежда, что у девочки отыщется своя мама и заберёт её к себе. Но полиция так никого и не нашла. Ребёнок, приблизительно трёхмесячный, родился, очевидно, вне лечебного учреждения: на пухлом плечике не было следов от обязательных прививок. Об этом рассказала мне мама, которая теперь постоянно навещала в больнице лесного подкидыша. Точнее, они с папой навещали — и с восторгом передавали мне новости: как моя будущая сестричка кушает, какие звуки издаёт, как прибавляет в весе…
Однажды они торжественно и таинственно объявили, что назвали ребёнка — Алисой! Без спроса взяли буквы из моего имени!
Я почувствовал себя ограбленным…
Настал день, когда мне отдали целую комнату, а на месте моей кроватки в комнате родителей появилась новая, маленькая, деревянная, с высокими решётчатыми стенками. Настал день, когда в эту кроватку положили жильца…
— Ну что же ты, Алекс? Не стесняйся, подойди, поздоровайся со своей сестричкой. Скажи: «Привет, Алиса!» Можешь потрогать ей ручку… Ну что же ты!
Я орал, уткнувшись лицом в мамины колени. Юбка, обтягивающая колени, источала родной запах, но мама уже не была той прежней, родной. Прежняя мама всегда угадывала мои настроения, а нынешняя отказывалась их понять. Так же, как и я не в состоянии был перевести то, что вызвало у меня безумные обезьяньи крики, на язык человеческих слов…
Природу этого страха я понял лет восемнадцати, листая фотоальбом «Жители индейских резерваций». Она возникла там. Чёрно-белая фотография грузной старухи: впалая грудь, выпуклый живот… Нет, пугала в ней не старческая полнота, не резкое лицо, иссечённое морщинами, а то, что старуха (скорей всего, шаманка) обладала абсолютно чёрными волосами — длинными, до пояса, гладкими, изумительно молодыми.
Страница
1 из 7
1 из 7
