Добавить в моё избранное
25 мин, 37 сек 18318
В последние месяцы роддом был именно таким. Находясь здесь, Евгений словно смотрел фотографии незнакомых людей, на которых ему было плевать. Но снова и снова листал альбом из приличия, с резиновой улыбкой слушая восторженные комментарии к каждому фотоснимку. А когда дело доходило до детских фотографий, ему хотелось кричать.
Как бы он ни старался, он не мог затереть память того жаркого дня. Когда спустился в пойму и нашел их там — ее, с дырой вместо живота, и ребенка, растоптанного в пыли.
Евгений поставил бутылку обратно на газетную вырезку, а потом сдвинул ее в сторону, так чтобы было видно малыша. Обтер губы и подумал, что это не его сын.
«Что ты носишься с этой вырезкой, думаешь, это что-то изменит?!»
Это был их последний разговор с Яном. Они собирали его вещи, и газетный снимок вылетел из нагрудного кармана Евгения, когда тот нагнулся, чтобы застегнуть чемодан.
«Мертвые должны жить в прошлом. Так сказала бабушка!»
«Ну да… — ответил он своему сыну и сунул снимок обратно в карман. — Тогда почему сама не оставит мертвецов в покое?»
Ян зло посмотрел на него, но больше не проронил ни слова. А через полчаса его забрала Анина сестра — ему, действительно, лучше было пожить с ней. Для двенадцати лет слишком тяжелое испытание — видеть, как спивается твой отец.
Евгений покосился на газетную вырезку:
— Ты не мой сын.
Он снова потянулся к бутылке, но вздрогнул от телефонного звонка. Домой в шесть утра ему могли звонить только с работы.
Он обернулся: телефон стоял на тумбочке в темной прихожей. Старый дисковый рудимент, чудом избежавший свалки. Как-то Аня сравнила его с домашним котом — с тех пор Евгений так его и воспринимал.
Он тихо подошел к телефону и положил на него руку в надежде, что кот успокоится. Но тот все не унимался.
— Чертовы кретины! — он снял трубку. — Алло?!
На противоположном конце провода что-то гудело и щелкало.
— Алло? Кто это? Говорите, ну! Алло?!
Он со злостью бросил трубку на рычаг, но не успел развернуться, как телефон зазвонил вновь.
— Алло?!
И в этот раз ему закричали в ответ:
— Госпооооди, Женяяя, пожалуйста. Помоги нам!
Руку как обожгло — он отбросил трубку в сторону и отшатнулся от телефона. Это была она, ее голос. Ее крик. Но как такое могло случиться, откуда она могла звонить?
Опомнившись, Евгений упал на колени и схватил трубку обеими руками.
— Аня?! Аня, где ты?! Скажи мне, где ты, и я найду тебя!
Он стоял на четвереньках в темной прихожей — язычник, молящий каменного идола о чуде — и бормотал в пыльную мембрану пустые слова. Знал, что его никто не услышит — из динамика неслись прерывистые гудки — но не мог заставить себя подняться и вернуть трубку на место. Понимал, что, если это произойдет, все случившееся покажется ему миражом, приступом внезапного сна или белой горячки. Поэтому так и уснул на полу, в обнимку с телефоном. А когда проснулся — за окнами снова была ночь. В квартире стоял ужасный холод, и Евгения трясло так, что стучали зубы. Кое-как поднявшись, на ощупь, он проковылял до кровати и залез под одеяло с головой. Поворочался, но почти сразу затих. Прислушался. В комнате кто-то был, осторожно ступал по скрипучему полу. Словно обшаривал все углы — искал Евгения. А потом половицы скрипнули у самой кровати, и на миг в квартире воцарилась полная тишина. Евгений замер и почувствовал, как приподнимается край одеяла. И сразу же ощутил ледяные руки на своей спине — они провели ему по лопаткам и скользнули на грудь. То, что оказалось с ним в кровати, прижалось к нему всем телом, и он услышал шепот:
— Тебе так холодно, родной. Я согрею тебя. Согрею…
Это был голос погибшей жены, но, услышав его, Евгению захотелось кричать. Однако вместо этого он попытался развернуться к ней лицом, выпутаться из осминожьих объятий. Она схватила его крепче и прижалась холодными губами к затылку:
— Ты только не смотри на меня, родной. Не надо… — прошептала она. — Просто вспомни, как сильно я любила…
В дверь застучали, и Евгений услышал голос своей матери. Сумасшедшая, она кричала что-то и молотила по деревянной обшивке кулаками.
— Не впускай ее… — зашептали ему на ухо мертвые губы, — не впускай эту сумасшедшую блядь!
В ужасе Евгений схватился за одеяло и сбросил его с себя.
В кровати он был один.
— Женя, ты там?! Открой мне, сынок! — продолжала упрашивать мать. Как-то она уже заявлялась к нему такой — возбужденной, с горящими глазами. Колотила в дверь и кричала что-то насчет своих вещих снов, а время на часах близилось к полуночи.
— Мама… — процедил он сквозь зубы и, все еще холодный от кошмарного сна, поплелся открывать.
Она выглядела всклокоченной. Похожей на оголтелую птицу, перепутавшую день с ночью.
Как бы он ни старался, он не мог затереть память того жаркого дня. Когда спустился в пойму и нашел их там — ее, с дырой вместо живота, и ребенка, растоптанного в пыли.
Евгений поставил бутылку обратно на газетную вырезку, а потом сдвинул ее в сторону, так чтобы было видно малыша. Обтер губы и подумал, что это не его сын.
«Что ты носишься с этой вырезкой, думаешь, это что-то изменит?!»
Это был их последний разговор с Яном. Они собирали его вещи, и газетный снимок вылетел из нагрудного кармана Евгения, когда тот нагнулся, чтобы застегнуть чемодан.
«Мертвые должны жить в прошлом. Так сказала бабушка!»
«Ну да… — ответил он своему сыну и сунул снимок обратно в карман. — Тогда почему сама не оставит мертвецов в покое?»
Ян зло посмотрел на него, но больше не проронил ни слова. А через полчаса его забрала Анина сестра — ему, действительно, лучше было пожить с ней. Для двенадцати лет слишком тяжелое испытание — видеть, как спивается твой отец.
Евгений покосился на газетную вырезку:
— Ты не мой сын.
Он снова потянулся к бутылке, но вздрогнул от телефонного звонка. Домой в шесть утра ему могли звонить только с работы.
Он обернулся: телефон стоял на тумбочке в темной прихожей. Старый дисковый рудимент, чудом избежавший свалки. Как-то Аня сравнила его с домашним котом — с тех пор Евгений так его и воспринимал.
Он тихо подошел к телефону и положил на него руку в надежде, что кот успокоится. Но тот все не унимался.
— Чертовы кретины! — он снял трубку. — Алло?!
На противоположном конце провода что-то гудело и щелкало.
— Алло? Кто это? Говорите, ну! Алло?!
Он со злостью бросил трубку на рычаг, но не успел развернуться, как телефон зазвонил вновь.
— Алло?!
И в этот раз ему закричали в ответ:
— Госпооооди, Женяяя, пожалуйста. Помоги нам!
Руку как обожгло — он отбросил трубку в сторону и отшатнулся от телефона. Это была она, ее голос. Ее крик. Но как такое могло случиться, откуда она могла звонить?
Опомнившись, Евгений упал на колени и схватил трубку обеими руками.
— Аня?! Аня, где ты?! Скажи мне, где ты, и я найду тебя!
Он стоял на четвереньках в темной прихожей — язычник, молящий каменного идола о чуде — и бормотал в пыльную мембрану пустые слова. Знал, что его никто не услышит — из динамика неслись прерывистые гудки — но не мог заставить себя подняться и вернуть трубку на место. Понимал, что, если это произойдет, все случившееся покажется ему миражом, приступом внезапного сна или белой горячки. Поэтому так и уснул на полу, в обнимку с телефоном. А когда проснулся — за окнами снова была ночь. В квартире стоял ужасный холод, и Евгения трясло так, что стучали зубы. Кое-как поднявшись, на ощупь, он проковылял до кровати и залез под одеяло с головой. Поворочался, но почти сразу затих. Прислушался. В комнате кто-то был, осторожно ступал по скрипучему полу. Словно обшаривал все углы — искал Евгения. А потом половицы скрипнули у самой кровати, и на миг в квартире воцарилась полная тишина. Евгений замер и почувствовал, как приподнимается край одеяла. И сразу же ощутил ледяные руки на своей спине — они провели ему по лопаткам и скользнули на грудь. То, что оказалось с ним в кровати, прижалось к нему всем телом, и он услышал шепот:
— Тебе так холодно, родной. Я согрею тебя. Согрею…
Это был голос погибшей жены, но, услышав его, Евгению захотелось кричать. Однако вместо этого он попытался развернуться к ней лицом, выпутаться из осминожьих объятий. Она схватила его крепче и прижалась холодными губами к затылку:
— Ты только не смотри на меня, родной. Не надо… — прошептала она. — Просто вспомни, как сильно я любила…
В дверь застучали, и Евгений услышал голос своей матери. Сумасшедшая, она кричала что-то и молотила по деревянной обшивке кулаками.
— Не впускай ее… — зашептали ему на ухо мертвые губы, — не впускай эту сумасшедшую блядь!
В ужасе Евгений схватился за одеяло и сбросил его с себя.
В кровати он был один.
— Женя, ты там?! Открой мне, сынок! — продолжала упрашивать мать. Как-то она уже заявлялась к нему такой — возбужденной, с горящими глазами. Колотила в дверь и кричала что-то насчет своих вещих снов, а время на часах близилось к полуночи.
— Мама… — процедил он сквозь зубы и, все еще холодный от кошмарного сна, поплелся открывать.
Она выглядела всклокоченной. Похожей на оголтелую птицу, перепутавшую день с ночью.
Страница
3 из 8
3 из 8
