Дитя Стихий

Но всё-таки провалилась в объятия Морфея.

В эту ночь мне снилось что-то неспокойное, страшное. Я пыталась убежать от этого, скрыться, но у меня не получалось. Наутро я проснулась вся в холодном поту и с плохим предчувствием. В комнату вошла служанка и я прошла с ней в соседнюю комнату, где приняла ароматную ванну. Потом надела домашнее платье кофейного цвета с небольшой серебряной вышивкой, спустилась в столовую и позавтракала. Неприятное чувство притупилось, но никуда не исчезло. Оно настырно маячило где-то поблизости, портя настроение, как тёмная туча портит лёгкий летний день.

После завтрака, надев тёплую, подбитую соболем накидку, я вышла погулять в сад. Матери дома не было. Мой отец погиб на войне, когда я была маленькая. С тех пор матушка ведёт хозяйство сама. Вдруг я увидела, как в ворота въехала карета, но на ней не было нашего герба, значит, это была не мама. Мне стало любопытно и я подошла поближе. Лучше бы я этого не делала. Надо было со всех ног бежать вглубь сада и прятаться, но нет же! Я спросила у слуги, проходившего мимо, кто это прибыл. Он ответил, что эти люди ищут меня, чтобы поговорить и он как раз шёл меня искать. Я подошла к одному из мужчин, сидевших верхом на лошадях рядом с каретой и осведомилась о цели их приезда.

— Вы являетесь Анной Марией де Фаустос? — спросил он. Я подтвердила этот факт кивком, — По приказу епископа Вам надлежит проследовать с нами в этом экипаже. Его преосвященство желает с Вами поговорить.

Я несказанно удивилась, но перечить не посмела. Только попросила подождать, пока я переоденусь. Всё тот же мужчина — похоже, он был среди них главным, — ответил на мою просьбу, сказав, что этот вызов очень срочный и его преосвященство не любит ждать. Я повиновалась и подошла ближе к экипажу, с намерением туда сесть. Один из мужчин соскочил с лошади и открыл дверь кареты. Увидев, что окна экипажа зарешёчены, я не на шутку испугалась. Чувство опасности и тревоги вспыхнуло во мне с новой силой. Но отступать было уже поздно. Дверь захлопнулась.

После некоторого времени езды мы вдруг остановились. Меня привезли к какому-то тёмному низкому строению, которое буквально давило тяжестью своих стен, построенных из больших замшелых булыжников. Как только я вышла из кареты, тот мужчина, с которым я говорила, подошёл ко мне и молниеносным движением прижал к моему лицу странно пахнущий, но явно чистый, носовой платок. Перед глазами внезапно всё поплыло и я провалилась во тьму.

Очнулась я в каком-то тёмном и сыром помещении. На стенах висели факелы, но света от них почти не было, потому что воздух здесь был тяжёлым и неподвижный и факелы чадили и исходили едким дымом. Я сделала вывод, что нахожусь где-то под тем зданием, которое я видела ранее. И тут я вспомнила, что со мной случилось. Страх холодными клешнями сразу сжал моё живое трепещущее сердце. Я обернулась и мои ноги стали подкашиваться. Я увидела Их! Они сидели за довольно длинным столом, повёрнутым ко мне ребром и смотрели на меня. От этих взглядов мне стало жутко. Их было трое: епископ и двое монахов. Недалеко от меня, прислонившись к стене, стоял тот самый человек, который прижал к моему лицу платок и, видимо, принёсший меня сюда.

Епископ посмотрел на меня с недоверием и обратился к монаху, сидевшему от него по правую руку:

— Отец Олаф, вы уверены, что она та, о ком вы мне говорили?

— Да, ваше преосвященство, я уверен в том, что она — ведьма.

— Что?! Ваше преосвященство, не верьте ему, я не ведьма! — отчаянно крикнула я.

— Замолчи, дьяволово отродье! — страшно закричал на меня второй монах, — Скоро ты отправишься в преисподнюю к своему нечестивому хозяину, которому ты служишь!

У меня подкосились ноги и я упала на холодный каменный пол подземелья.

Слёзы беспомощности и обиды потекли у меня по щекам.

— Офицер, поднимите подсудимую и посадите её на скамью, — велел епископ.