Монстры могут жить в шкафах, под кроватями, за занавесками — где угодно…
Добавить в моё избранное
15 мин, 48 сек 8511
Он мог пропасть?
Конечно, мог, подумал Джоуи уныло, и ужасно разозлился на себя. Он же знал, что вещи во тьме другие. Выключатель, наверное, в темноте просто ямка или какой-нибудь там паук. Почему он об этом не подумал? Неужели привык к взрослой мысли?
Темнота вокруг медленно, глубоко вдохнула и выдохнула, — как гигантский пес, давно мертвый и сгнивший, но все еще способный дышать. Джоуи замер.
Если вещи в темноте другие, то и дом — весь дом, дом целиком — тоже другой.
Почему, почему он настолько глуп?
— Не паникуй, — севшим голосом сказал Джим ему на ухо. Джоуи вцепился ему в руку. — Надо спуститься вниз и найти Молли. Спорим, она еще на диване в гостиной со своим этим ублюдком.
Люди в темноте вроде бы не меняются; эта мысль была успокаивающей, как и та, что в гостиной наверняка горит телек. Молли взбесится и наверняка ему всыплет, но пусть — живым и побитым быть гораздо лучше, чем сожранным заживо. А Джиму она вообще ничего не сможет сделать.
На секунду он подумал о том, что стоит закричать, позвать Молли, но даже при мысли о том, как его крик впитается во тьму, ему стало физически дурно, а глотку сжало так же, как когда его вызывали к доске.
— Не паникуй, — сказал Джим еще раз. — Лестница впереди, ты это помнишь. Давай держаться за стену.
Джоуи прижал мокрую, холодную ладонь к стене. На ощупь она была сухой и шершавой — коридор был оклеен полосатыми обоями с выбитыми на них цветами, которые выбирала когда-то мама.
— Я… не вижу ничего, — он дрожал.
Пижама прилипла к телу из-за пота, а теперь в мокрой куртке было так холодно.
— Там был только столик по этой стороне, врезаться вроде не во что… помнишь, с вазой… как только дойдем до него, сразу поймем, что половина пути до лестницы есть.
Джоуи шагнул вперед, не отрывая руки от стены. Дверь в комнату осталась позади. Возвращаться было нельзя — внутри поджидал монстр. Открыть дверь он вряд ли способен… иначе уже открыл бы ее.
Джоуи нестерпимо захотелось оглянуться — просто порыв, привычка, — но он успел себя одернуть.
Не оборачиваться. Не присматриваться.
Он медленно, с усилием делал шаг за шагом. Босые ступни утопали в ковре. Неужели у них был такой пушистый ковер в коридоре? Джоуи всегда казалось, что он обычный, даже немного хуже, чем в гостиной, но сейчас ворс был очень длинным. Пальцы буквально закапывались в него.
И жестким. Словно шерсть.
— Я тоже это чувствую, — сказал Джим, идущий рядом. — Как по дохлой псине шагать.
— Ты не оборачивался?
— Мне под ногами, это… достаточно. И я же не детсадовец какой… я помню правила.
Может быть, подумал Джоуи, здесь тоже кто-то их слышит. Их мысли. Их дыхание.
Он решил вдыхать и выдыхать пореже, но получалось так плохо, что он просто решил дышать ртом. Когда дышишь ртом, получается почти беззвучно.
Когда он втянул первую порцию черного воздуха, ему показалось, что у темноты был вкус, и это был вкус лежалого, плесневелого хлеба и грязных тряпок.
Несколько шагов спустя он понял, что стена под его ладонью стала какой-то другой; теперь она больше напоминала пористую кость.
Джим сглотнул и предложил идти быстрее.
Джоуи очень хотелось оторвать руку от стены, дырочки пор и ямок под пальцами его пугали, но он не решался — так они могли потеряться.
— Столик, — просипел он наконец, с облегчением хватаясь за его край — теперь можно было выпустить ненадолго стену, столик ведь все равно придется обойти.
Столик оказался выше, чем он думал, а дерево под его руками было насквозь гнилым. При нажатии из него сочилось что-то тепловатое и липкое.
Джоуи почти закричал.
До его щеки что-то дотронулось.
Вокруг зашуршало — казалось, тысячи крохотных насекомых трепещут крыльями. Его лица беспрестанно касалось нечто, слишком мягкое для того, чтобы быть летающим насекомым, и достаточно маленькое, чтобы поместиться в те дырочки в костях стены, какие он чувствовал под пальцами по дороге сюда.
— Отойди от него! — крикнул Джим и сжал руку Джоуи. Его горло никогда не сжимало.
— Вы сами подошли сюда, — сказало ему из тьмы, и дерево под его руками стало более шершавым, будто бы обрастая коростой. Джоуи отдернул руки.
Голос шел волнами, и трудно было различить, звук это или перепады холода, проникающие в мысли и вытаскивающие твои собственные слова.
— Я только смотрю на вас. Я должна вас разглядеть.
Мягкие насекомые вились у лица Джоуи, касаясь его лба, носа и щек тысячу раз и отдергиваясь снова.
— Вижу, — сказал голос; в нем появились другие волны, Джоуи мог бы назвать их теплыми, если бы рискнул. — Вы знаете правила во тьме?
— Да, — сипло выдавил Джоуи. Насекомые вились у его губ, он боялся, что они заберутся внутрь и станут ползать по его зубам и горлу — мягкие и мечущиеся, как личинки.
Конечно, мог, подумал Джоуи уныло, и ужасно разозлился на себя. Он же знал, что вещи во тьме другие. Выключатель, наверное, в темноте просто ямка или какой-нибудь там паук. Почему он об этом не подумал? Неужели привык к взрослой мысли?
Темнота вокруг медленно, глубоко вдохнула и выдохнула, — как гигантский пес, давно мертвый и сгнивший, но все еще способный дышать. Джоуи замер.
Если вещи в темноте другие, то и дом — весь дом, дом целиком — тоже другой.
Почему, почему он настолько глуп?
— Не паникуй, — севшим голосом сказал Джим ему на ухо. Джоуи вцепился ему в руку. — Надо спуститься вниз и найти Молли. Спорим, она еще на диване в гостиной со своим этим ублюдком.
Люди в темноте вроде бы не меняются; эта мысль была успокаивающей, как и та, что в гостиной наверняка горит телек. Молли взбесится и наверняка ему всыплет, но пусть — живым и побитым быть гораздо лучше, чем сожранным заживо. А Джиму она вообще ничего не сможет сделать.
На секунду он подумал о том, что стоит закричать, позвать Молли, но даже при мысли о том, как его крик впитается во тьму, ему стало физически дурно, а глотку сжало так же, как когда его вызывали к доске.
— Не паникуй, — сказал Джим еще раз. — Лестница впереди, ты это помнишь. Давай держаться за стену.
Джоуи прижал мокрую, холодную ладонь к стене. На ощупь она была сухой и шершавой — коридор был оклеен полосатыми обоями с выбитыми на них цветами, которые выбирала когда-то мама.
— Я… не вижу ничего, — он дрожал.
Пижама прилипла к телу из-за пота, а теперь в мокрой куртке было так холодно.
— Там был только столик по этой стороне, врезаться вроде не во что… помнишь, с вазой… как только дойдем до него, сразу поймем, что половина пути до лестницы есть.
Джоуи шагнул вперед, не отрывая руки от стены. Дверь в комнату осталась позади. Возвращаться было нельзя — внутри поджидал монстр. Открыть дверь он вряд ли способен… иначе уже открыл бы ее.
Джоуи нестерпимо захотелось оглянуться — просто порыв, привычка, — но он успел себя одернуть.
Не оборачиваться. Не присматриваться.
Он медленно, с усилием делал шаг за шагом. Босые ступни утопали в ковре. Неужели у них был такой пушистый ковер в коридоре? Джоуи всегда казалось, что он обычный, даже немного хуже, чем в гостиной, но сейчас ворс был очень длинным. Пальцы буквально закапывались в него.
И жестким. Словно шерсть.
— Я тоже это чувствую, — сказал Джим, идущий рядом. — Как по дохлой псине шагать.
— Ты не оборачивался?
— Мне под ногами, это… достаточно. И я же не детсадовец какой… я помню правила.
Может быть, подумал Джоуи, здесь тоже кто-то их слышит. Их мысли. Их дыхание.
Он решил вдыхать и выдыхать пореже, но получалось так плохо, что он просто решил дышать ртом. Когда дышишь ртом, получается почти беззвучно.
Когда он втянул первую порцию черного воздуха, ему показалось, что у темноты был вкус, и это был вкус лежалого, плесневелого хлеба и грязных тряпок.
Несколько шагов спустя он понял, что стена под его ладонью стала какой-то другой; теперь она больше напоминала пористую кость.
Джим сглотнул и предложил идти быстрее.
Джоуи очень хотелось оторвать руку от стены, дырочки пор и ямок под пальцами его пугали, но он не решался — так они могли потеряться.
— Столик, — просипел он наконец, с облегчением хватаясь за его край — теперь можно было выпустить ненадолго стену, столик ведь все равно придется обойти.
Столик оказался выше, чем он думал, а дерево под его руками было насквозь гнилым. При нажатии из него сочилось что-то тепловатое и липкое.
Джоуи почти закричал.
До его щеки что-то дотронулось.
Вокруг зашуршало — казалось, тысячи крохотных насекомых трепещут крыльями. Его лица беспрестанно касалось нечто, слишком мягкое для того, чтобы быть летающим насекомым, и достаточно маленькое, чтобы поместиться в те дырочки в костях стены, какие он чувствовал под пальцами по дороге сюда.
— Отойди от него! — крикнул Джим и сжал руку Джоуи. Его горло никогда не сжимало.
— Вы сами подошли сюда, — сказало ему из тьмы, и дерево под его руками стало более шершавым, будто бы обрастая коростой. Джоуи отдернул руки.
Голос шел волнами, и трудно было различить, звук это или перепады холода, проникающие в мысли и вытаскивающие твои собственные слова.
— Я только смотрю на вас. Я должна вас разглядеть.
Мягкие насекомые вились у лица Джоуи, касаясь его лба, носа и щек тысячу раз и отдергиваясь снова.
— Вижу, — сказал голос; в нем появились другие волны, Джоуи мог бы назвать их теплыми, если бы рискнул. — Вы знаете правила во тьме?
— Да, — сипло выдавил Джоуи. Насекомые вились у его губ, он боялся, что они заберутся внутрь и станут ползать по его зубам и горлу — мягкие и мечущиеся, как личинки.
