Коптильщик

Стою на коленях и баюкаю на руках свою оружие, укачиваю его как младенца. Оно тоже всё в крови, но это кровь Коптильщика. От понимания этого мне радостно. Я нежно поглаживаю трубу, ощупью ищу на ней следы от вражеского клинка, но никак не могу их найти. Мои руки все в крови. Моё лицо в крови. Моя одежда в крови. Я умираю. Он ударил меня ножом в живот, но я до сих пор не чувствую боли. Почему я не чувствую боли?

А вдруг всё не так плохо? Может быть, рана не очень серьёзная и я выживу? Аккуратно ощупываю то место, куда вошёл клинок…

Раны нет. Её нет! Совсем нет. На мне даже одежда целая. Коптильщик промахнулся. Он промахнулся, он не ранил меня, я буду жить. Я буду жить! А откуда тогда была кровь на клинке? И была ли она вообще, или это мне просто показалось?

Я буду жить. Но по лицу он мне попал знатно. Щека разорвана в клочья, несколько зубов то ли выбиты, то ли сломаны… И кровь, так много крови. Это хорошо, что удар пришёлся вскользь и не вырубил меня надолго, иначе Коптильщик просто перерезал бы мне горло. Он ведь и собирался это сделать, но не успел. Не успел! Но внешность мне испортил, похоже, навсегда. Ладно, ничего страшного.

Провожу рукой по раненой щеке. Она липкая от крови и вся словно горит. Пальцы нащупывают ряд узких царапин. Одна, вторая, третья, четвёртая… пятая, шестая… Сколько же их всего? Такое ощущение, будто моё лицо до самых зубов прочесали расчёской. Как же он так умудрился, ведь на вид эти выступы на дуге были совсем тупые…

Надо забрать его нож! Он принадлежит мне по праву — я победил и теперь это мой трофей.

Смотрю на поверженного врага. Он лежит, запрокинув голову. Вернее то, что от неё осталось. Были у этой твари на самом деле глаза или не было, теперь уже не разобрать. Сплошное месиво из костей и крови. А где нож? Он должен быть где-то рядом.

Небо опять начинает вращаться. Подступает тошнота. Похоже, что у меня вдобавок ко всему серьёзное сотрясение. Голоса вокруг становятся громче, как будто слетаются ко мне по спирали всё ближе и ближе. Но я по-прежнему не могу разобрать, о чём говорят. Вижу людей, слышу их голоса, а слов понять не могу. Наверно они тоже хотят забрать нож. Но я им его не отдам. Он мой. Мне надо успеть его взять.

Коптильщик лежит на спине, его голова разбита вдрызг и вся одежда залита кровью. Оранжевая рубашка с коротким рукавом, бежевые брюки… Руки раскинуты в стороны. На правую ладонь намотан строгий собачий ошейник шипами наружу. На шипах тоже кровь. Моя кровь. А ножа нет. Его тут и не было. Потому что на самом деле это лежит никакой не Коптильщик, а мой друг Стас. Мой друг, которого я убил. Размолотил ему голову трубой. Зачем?

Где-то в глубине памяти, словно из далёкого прошлого вспыхивают обрывки воспоминаний. Вот я бегу на Стаса размахнувшись трубой, он поворачивается, смотрит на меня с растерянностью и непониманием. Вот я наступаю на него, раз за разом пытаясь достать своим оружием, а он уклоняется, отходит, что-то говорит… но я почему-то его не слышу. Вот он бросается на меня и хочет отнять трубу, но не может её как следует схватить, потому что на его правую руку плотно намотан ошейник, рука снова и снова соскальзывает, ошейник скрежещет по металлу. Вот он, отчаявшись, бросает мне в лицо песок и валит с ног сильным ударом. Потом стоит надо мной, протягивает руку, хочет помочь мне подняться…

Голоса звучат уже совсем рядом. Люди вокруг подходят ближе. Все они что-то говорят. Все, кроме одного. Коптильщик ничего не говорит, просто стоит и смотрит мне в глаза. Взгляд у него заинтересованный и немного удивлённый. Я тоже смотрю ему в глаза. Они у него всё-таки есть — обычные человеческие, серо-зелёные.

И опять этот отвратительный запах гари от его одежды.

Я почему-то всё ещё хочу его убить, но отчётливо понимаю, что не смогу. Не потому, что мне помешают или я с ним не справлюсь, а потому, что сам того не осознавая убью вместо него кого-то другого. Точно так же, как и все те, кто пытались это сделать до меня.

Коптильщик махнул руками в каком-то неопределённом жесте, дескать, ну что тут скажешь… Развернулся и пошёл прочь. А я стоял на коленях и думал, что мне делать. Что же мне теперь делать?